Граф де Камилле шагнул к двери на половину прислуги.

— Есть кто-нибудь старший?

От него шарахнулись — и тихо расползлись вдоль стен, не сводя жадных до новостей взглядов. Осталась на месте лишь дородная пожилая женщина, с лицом, столь доброжелательным и праведным, что непонятно, как вообще она здесь очутилась, в борделе-то. Впрочем, далеко не все особы женского пола в подобных местах выходили из «девочек»: ведь требовались для работы и горничные, и кухарки, и поломойки. О них иногда знали, но практически не видели: свои обязанности те справляли в дневное время, а девицы продирали глаза и готовились к встрече гостей не ранее трёх часов пополудни…

— Вам, судари, здесь лучше не крутиться, — спокойно посоветовала она. — Скоро нагрянет дневной дозор и начнёт разбирательства, а вы ведь не захотите называться?

Помянув добрым словом друга с его советами, де Камилле обратился к ней, справедливо решив, что, сколь уж она проявляет к ним с де Келюсом внимание, значит, в какой-то мере симпатизирует.

— Благодарю за совет, уважаемая…

— Клотильда, к вашим услугам, сударь. Клотильда Мишо, здешняя экономка. А вы… — она покосилась на вытянувших шеи, старающихся уловить хоть словечко, горничных. Продолжила вполголоса: — А вы не называйтесь, сударь. И по имени друг к другу не обращайтесь, незачем вам тут мараться… Потому и говорю: шли бы вы, пока гвардейцы не начнут всех опрашивать. Уж и того довольно, что среди погибших их товарищ оказался, да не из простых. Они сейчас со злости жилы рвать будут, знаю я их братию.

— И за это благодарю, госпожа Клотильда, — учтиво ответил Филипп. — Но, видите ли, мы ведь пришли, не как… м-м-м… посетители, нам нужно было узнать кое-что. Но не успели, к сожалению.

— О ком-то из… наших?

— О той, что носит восточное покрывало.

— Носила, — не моргнув глазом, поправила экономка.

За спиной Филиппа застонал от разочарования де Келюс.

— Это точно? Она тоже погибла?

— Уж будьте уверены, сударь. В её комнате полыхнуло особенно сильно.

Лязгнули засов и замок на входной двери, Филипп невольно обернулся, но был затащен сильной женской рукой в дверной проём. Де Келюс поспешно шагнул вслед и прикрыл за собой дверь.

— Дозор явился, — отрывисто бросила Клотильда. — Пока на них отвлеклись — живо за мной… Похоже, это вас просила привести Мати. А вы, — цыкнула она на служанок, — помалкивайте, пока не спросят!

— Поняли, Кло, — пробормотала одна из женщин. — А ну, как нас допрашивать начнут? Что говорить-то?

— Так и скажите: повела господ к ведьме. Ничего, она выкрутится. Главное, раньше времени о них не проболтайтесь, авось успеем…

По каким-то тёмным вихляющим коридорчикам она, похоже, обвела их вдоль всего дома и вывела к винтовой лестничке, ведущей в башенку. Оглянулась на графов.

— Её зовут Матильда, — сказала коротко. — Обращайтесь к ней только так, и не иначе, и ни за что не перебивайте, а то ничего не скажет, заупрямится. Хоть и сама велела привести вас — да мало ли что взбредёт в голову? Ничего не опасайтесь, господа, у нас легальная ведьма, с лицензией от Инквизиции. Прошу вас…

И сама, подобрав юбки, двинулась вперёд.

Тусклого света из боковых окошек в круглой стене хватало, чтобы не спотыкаться на высоких, но чересчур узких для мужских ног ступенях. Женщине или ребёнку с маленькими ступнями одолеть подъём не составило бы труда; мужчинам же приходилось ступать осторожно, на носках, каблуки же так и зависали в воздухе.

На лестнице, несмотря на кажущуюся заброшенность, было сухо и чисто, и пахло травами. Но кое-где на углах оконных проёмов и перекрестьях балок тускло отсвечивала паутина, размещённая словно нарочито на виду, будто доказывая: смотрите, здесь живёт ведьма! Мерзкое создание, посвятившее себя служению Тьме… Заговаривает блудниц от беременностей, от дурных болезней, следит, чтобы не пользовались приворотами, а честно отрабатывали… А как же! В любом заведении должна быть этакая умелица.

Согнувшись перед маленькой дверью, Филипп вошёл в небольшую круглую комнатку… и остолбенел, уставившись на молодую красивую женщину в чёрном, подкидывающую полено в нежаркий очаг. Вот она, не спеша, поднялась с колен, отряхнула руки… и глянула на Филиппа жгуче-чёрными колдовскими очами.

— И ты ещё называешь нас… нас! мерзкими созданиями! Ты, больше десяти лет страдавший от чар цветочной феи, которых вы, недалёкие люди, считаете безобидными и пустоголовыми… Вот уж действительно, имеющие глаза — не видят, имеющие уши — не слышат. Молчи, граф. И ты молчи, другой граф. Говорить буду я.

Возмущённый де Келюс попытался возразить, но Филипп, помня о предостережении Клотильды, жестом его остановил. Молча поклонился: мы слушаем!

***

— Хорошо! — удовлетворённо кивнула ведьма.

На вид она казалась не старше двадцатипятилетней, но, присмотревшись, де Камилле подумал, что столько мудрости и равнодушия в глазах встречал разве что у убелённых сединами старцев.

— Времени у нас мало, сюда уже выехала Инквизиция. Слишком сильный был выброс от магии Онорины, попавшей в руки чужие, неумелые… Её прапраправнучка по неопытности переборщила, навесив заклятье неразглашения на женщин. Рванув, оно прихватило и тех, кто рядом. А, может, и не по неопытности, а намеренно, чтобы тот, кто будет расспрашивать о её Шлюхе, сам не проговорился о своих догадках… Слушай же, Филипп де Камилле. Её заклятье есть и на мне, под него попали Сью, Марица — та самая, которую знали как Шлюху в никабе, две девушки, которые по-дружески переманили её с улицы и привели сюда, как новенькую — а нашли они её по приметам, указанным госпожой Анжеликой, некоей Лулу…

Де Келюс сдавленно застонал. Сцепив зубы, заставил себя промолчать.

Филипп ободряюще сжал его руку.

— А приметы эти были таковы, что о новой шлюхе, прикрытой необычным для Франкии покрывалом, должен был скоро заговорить весь город. Рифмоплёт уже готовил стишки, весьма красочные… Девчонки, те, что привели её и которым хорошо заплатили, должны были «проговариваться» клиентам об одной знатной даме, которая, не в силах сдержать низменную страсть, является сюда, как когда-то Мессалина в казармы, ублажать своим телом солдат… Ты, граф, — она ткнула пальцем в Филиппа, — долгое время был любимой игрушкой заказчицы, и теперь она не собирается отдавать тебя никому; а ты, граф… — Теперь вздрогнул де Келюс, словно получив заряд картечи в грудь. — Ты должен был стать игрушкой будущей. И обоих вас отняла у неё Рыжекудрая! Ведь на тебе приворот, Келюс, а ты и не знаешь…

По красивому бледному лицу ведьмы пробежала судорога; оно вдруг исказилось, разом постарело… но тотчас стало прежним. Огонь в очаге взметнулся и погас, рассыпая искры.

— Сейчас, ещё немного… — пробормотала Матильда. — Ничего, мне ещё хватит сил… Так вот. Я и Сюзан, ещё одна девица, случайно подслушали, как прекрасная Анжелика излагала будущей Шлюхе в никабе и её подельщикам, чего от них ожидает. Вы умные люди, господа, так что повторятся я не буду, Она — Лулу, Анжелика де Камю, истиная виновница. Расскажете это братьям из Инквизиции. Могла бы — справилась с ней сама, но магия феи сильнее моей. Всё. Уходите!