Глава XIX. Острова сокровищ

К концу XVII века в мире произошли большие перемены. Отразившиеся, разумеется, и на пиратах.

Два столетия Испания, вместе со своим извечным союзником — Габсбургской Империей, противостояла всему остальному миру. Испании принадлежало большинство заморских владений, испанские корабли перевозили их богатства, а испанские колонисты — осваивали дальние, а потому весьма удобные для грабежа страны. Ну а пираты… пираты старались все это прибрать к рукам, пользуясь покровительством враждебных испанцам держав: Франции, Англии и Голландии.

Теперь ситуация поменялась. Испанцы, разгромленные в нескольких европейских войнах, разоренные постоянными сражениями и неумелым государственным управлением превратились в одну из обыкновенных европейских стран, к тому же союзника своего извечного врага — Франции. Другие державы в свою очередь обзавелись обширными владениями в Америке, Азии и даже Африке с Австралией, и поддерживать буйные и неуправляемые корсарские дружины стало для них себе дороже. Флибустьеров выставили взашей сначала с Тортуги, а затем и с вотчины Моргана — с Ямайки, в результате чего они лишились едва ли не главного — возможности сбывать награбленные ценности. Убегать после успешных, или неудачных походов тоже стало особенно некуда.

С другой стороны, изменилась техника и тактика морских сражений. На смену неповоротливым галеонам с огромными башнеподобными надстройками пришли быстрые и маневренные фрегаты, а на место примитивных медных пушек — сравнительно легкие и скорострельные карронады, мечущие тяжелые чугунные ядра. Атака на такие корабли с маленьких лодок превратилась в избиение нападающих, подобраться на расстояние абордажа теперь могли только такие же крупные, прочные и хорошо вооруженные корабли с умелыми моряками и артиллеристами.

Наконец, изменились и направления грузоперевозок. Если раньше основные ценности отправлялись в Европу из Америки через порты Карибского моря, то в XVIII веке гораздо большую привлекательность представляли суда, идущие из Индии и Индокитая. Перехватывать их надлежало в Индийском океане, но чтобы добраться туда требовалось иметь надежные мореходные суда, плыть несколько месяцев мимо враждебных берегов и устраивать базы в малоизученных местах, населенных воинственными дикарями. Все это было гораздо сложнее и неудобнее, чем налаженная схема грабежей испанских портов и караванов

Соответственно новым условиям, появляется и новый тип пирата. Теперь это не дикий охотник на быков, не бродяга-голодранец с преступными наклонностями и не неудачник, решивший поправить свои дела грабежом. Теперь корсарами становятся практически исключительно настоящие моряки, у которых есть нормальный мореходный корабль, и которые умеют им управлять по-крайней мере не хуже, чем матросы торговых судов, представляющихся их потенциальной добычей.

Откуда же взяться таким лихим молодцам?

Тут есть два варианта.

Первый — это приватиры, фактически — наемники на королевской службе, вооружающие и снаряжающие свои суда от имени, при поддержке, а иногда и по прямому поручению государства. Даже у самых могущественных и богатых стран того времени нет возможности содержать военные флоты исключительно за счет казны, и наличие таких вот добровольных помощников позволяет восполнить недостаток кораблей и экипажей, необходимых для все нарастающих морских войн.

Естественно, приватиры существовали и до того: мы же помним Дрейка и его приятелей, снаряженных на деньги королевы Елизаветы и английских лордов. Да и наши турецкие знакомые тоже были по-существу приватирами османского султана. Однако, тогда, за редким исключением пираты все-таки оставались пиратами — они сами решали на кого нападать, от кого убегать, как организовать свои экспедиции и распорядиться награбленным добром. А своим сюзеренам высылали их долю добычи, богатые подарки и трофеи, тем самым отдавая долг за помощь и покровительство.

Приватиры же нового времени — это по-существу грабители на государственной службе, которым предписывается на кого нападать, что отбирать и которые представляют собой скорее рейдерские подразделения флота, нежели буйных и непредсказуемых отщепенцев.

Характерным примером такого пирата является знаменитый француз Жан Бар. Несмотря на статус пирата и характерное поведение — захват неприятельских судов, всю свою корсарскую карьеру этот гениальный моряк и флотоводец служил исключительно Людовику Четырнадцатому. Грабил он исключительно суда держав, с которыми Франция находилась в состоянии войны, «призы», то есть захваченные корабли, сдавал в королевскую казну. От благодарного короля Жан Бар получил дворянский титул и командование всем французским флотом в Северном море, его сын стал адмиралом, а внук — губернатором французских колоний в Карибском море. Более того, значительную часть своей жизни Жан провел в борьбе с пиратами — теми самыми алжирскими корсарами, которые продолжали дела Драгута и Хейр эд Дина и в течение столетий были союзниками французских королей.

Англия, Голландия, даже Испания — все морские державы того времени старались поощрять своих моряков становиться приватирами. И в военное время это было взаимовыгодным дельцем: короли получали целый флот из умелых и мотивированных головорезов, те в свою очередь имели возможность не просто прокормить себя, но и обогатиться так, как это сложно было бы сделать, оставаясь на суше.

Однако, даже в то время войны не велись непрерывно, и следом за боями наступали времена мира. Армии распускались, боевые корабли ставились, как теперь сказали бы, «на консервацию». Но оставшиеся без работы пираты не могли просто так взять и уйти на покой, тем более, что ничего, кроме морского разбоя, они по-существу не умели. Тогда они уходили в открытый океан, подальше от королевских чиновников, военных и правосудия, и продолжали заниматься там привычным делом, создавая второй тип корсаров — пиратов открытого моря.

К этому же типу пиратов примыкали и всевозможные бунтовщики, которым удавалось заполучить корабль в результате бунта, или измены. Морское дело в XVIII веке оставалось сложным и неприятным: во флотах практиковались телесные наказания, другими словами, за любые провинности матросов нещадно били. Постановка и уборка парусов, сопряженные с лазанием по мачтам и реям были рискованным делом, требующим недюжинного здоровья и бесстрашия. Кормили из рук вон плохо: холодильников по-прежнему не было, гниющую воду приходилось разбавлять спиртом, от неизбежных сухарей и солонины начиналась цинга, в холодных водах свирепствовали простудные заболевания, в тропиках и на экваторе — малярия и лихорадка. Немудрено, что такая служба нравилась далеко не всем, и неудивительно, что многие моряки не могли устоять перед искушением сбросить иго ненавистных офицеров и всласть насладиться возможностями, которые давала вольная жизнь вдали от европейских берегов.

Собственно, романтические пираты Фенимора Купера и Роберта Льюиса Стивенсона — порождение именно этой эпохи, кораблей-одиночек с бесшабашными командами, готовыми воевать со всем миром ради даже не столько добычи, сколько свободы и удалой легкой жизни.

Нашлось для пиратов и новое место сбыта награбленного. Им стали английские колонии в Северной Америке (пока еще не Соединенные Штаты). Трудолюбивые колонисты быстро обогащались и были не прочь сменять заработанные