Дмитрий вновь подскочил к пареньку и опять попытался достать его ногой. Ага, размечтался. Ловок, шельма. Нога прошла в миллиметре от тела, но все же мимо: успел гаденыш отскочить. Дмитрия аж развернуло, и паренек, подскочив сзади, заключил его в объятия. Что он там хотел предпринять, какой прием, для Соловьева осталось загадкой, потому как и этот оказался куда как сильнее, чем его сверстники из будущего, а ведь по виду пацан пацаном. Все, дальше тянуть ну никак, вот этого, парень, ты не ожидаешь. Величайшее заблуждение – считать, что бить можно только лбом: затылок – он тоже ничего так работает, правда, сильно не боднешь, зато можно ошеломить. Вот так.

Удар головой прошел и на этот раз. Нет, можно, конечно, ударить и пяткой по пальцам ног, но для достижения должного эффекта нужно иметь соответствующую обувку, а так, да еще и на мягком песке… Когда ошеломленный противник разжал объятия, Дмитрий с разворота впечатал ему кулак в челюсть. Ну все. И этот готов. Теперь быстренько паковать, пока в себя не пришли.

Разумеется, лодку они бросили там, где она и была, забрав только припасы еды, шкуры и оружие, которые понесли девушки. Господи, как они смотрели на него после той схватки. Однозначно он их герой! Еще бы, в одиночку справился с двумя охотниками. Вот только не надо глупостей: жены ему ни к чему, а уж эти дети и подавно, но у вдруг осознавших себя настоящими невестами, которых и похищают, и бьются за них, малышки ринулись в атаку, всячески стараясь лезть ему на глаза, произвести должный эффект и обратить на себя внимание. Может, у них и был бы шанс, да он-то в них видел только девчонок, но никак не девушек, хотя с формами был и порядок.

Парни также плелись с ними, со связанными руками и увязанные в одну связку не очень длинной веревкой. Ну их, еще разбегутся в разные стороны, гоняйся потом. Он решил их представить вождю в качестве извинения за произошедшее. Конечно, тот мог захотеть их убить, но тут была неувязочка. Это не он их настиг и привел в лагерь, не он их пленил, так что Дмитрий нипочем не собирался отдавать их на растерзание. Был и еще один момент: раз уж так случилось, что род в настоящее время сильно пострадал и ослаб, то два сильных и ловких охотника ему никак не помешают. Вот об этом и хотел намекнуть Рохту Дмитрий, а уж как там все это обставить, пусть сам решает.

– Барха!

Чего там кричит один из парней? Какая на хрен барха и с чем ее едят? Понять Дмитрий ничего не понял, но ружье тут же на изготовку, приклад впечатался в плечо, а предохранитель посунулся вперед: уж очень испуганно звучал голос того, второго. В мгновение он осмотрелся по сторонам, но ничего не заметил. Хреновый из него охотник. Взгляд на спутников. Вся четверка жмется друг к дружке, молодые охотники нетерпеливо ерзают, тщетно стараясь избавиться от пут, вид при этом напуганный. Нет, ну надо же, еще и с тревогой взирают на девок. Господи, ребята, да вам нужно думать о том, как в живых остаться, а они все женихаются.

Все это пролетело в его голове в мгновение, а в следующее он уже внимательно смотрит туда, куда устремлены взгляды остальных. Нет, Соловьев все же точно не охотник, вон он едва просматривается в высоком ковыле. Кой черт! Он уже атакует!

Дмитрий берет нападающего в прицел одновременно с прыжком. Бесполезно! В грудь его не взять! Но выхода нет, потому что тот нацелился на этих четверых, которые сейчас представляют собой легкую добычу, – отчего-то Соловьев это отчетливо осознает. Парни лишены маневра и стараются собой прикрыть девчат, а те настолько напуганы, что не способны пошевелиться. Зверюга преодолеет расстояние в один прыжок, в этом нет сомнений. Пуля ударила его в грудь на половине пути, вырывая из глотки разъяренный рев и сбивая с траектории.

Барха, или оборотень, как его называл Дмитрий, неказисто приземлился, кувырнувшись по траве и остановившись в метре от путников, никак не больше. Все же увесистый кусок свинца имеет неплохую останавливающую силу, да и рана получилась нешуточная, хотя для этой зверюги, возможно, и не смертельная. Отчего-то верилось: убеги животное – и рана вполне сможет зажить, если оно сумеет прокормить себя, лишенное своей обычной подвижности.

Время помчалось со скоростью взбесившейся лошади, отсчет шел на доли секунды. Только вместе с тем он словно сам многократно ускорился – голова совершенно ясная, а в ней море мыслей. Боже, о чем только он не успел подумать. В прошлый раз у него была хоть какая-то фора, теперь же ее не было вовсе. Второй выстрел. Опять рев. Он спешно переламывает стволы, отбегая в сторону и забегая животине сбоку. Только так. Иначе ее ему не взять.

Зверь отвлекается от четверки, безошибочно определив угрозу со стороны вот этого, отдельного двуногого. Он пытается вновь прыгнуть, но получается у него это неловко, и не удается даже полностью обернуться. Второй выстрел перебил переднюю лапу. Наконец стволы на месте. Дуплет! И вновь рев, полный боли, страдания и ярости. Дмитрий даже не целится, стреляя от пояса. Да какой там целиться, когда до зверюги едва пара метров! Стволы опять переломлены, вогнать патроны в патронники. Готов!

Зверь лежит, тихо поскуливая и рыча одновременно. Сбоку на ребрах растекается алое пятно. Хорошо все же, что у него с собой были только пулевые заряды, не сунул картечь по запарке: она могла и не пробить ребер, – а вот пули с такого расстояния очень даже с этим справились. Из пасти животного показалась красная пена. Но оно все же находит в себе силы и поднимается на три лапы, намереваясь атаковать, только движется теперь очень медленно. Дмитрий опять смещается в сторону, заходя ему сбоку, намереваясь ударить в висок, но зверь поворачивает голову, не сводя с него взора и подставляя лоб. А вот развернуть тела не успевает. Еще выстрел. Передняя лапа бархи подламывается, и он падает на землю, продолжая смотреть на своего убийцу. Да пошел ты, со своим жалостливым взглядом, небось, когда жрал бы, совестью не мучился. Дмитрий проходит еще немного по кругу, наконец в прицеле висок. Выстрел! Все. Отмучился, болезный.

Ноги подломились, и Соловьев падает на пятую точку. Перезарядиться. Нужно перезарядиться. Надо же, еще недавно руки не тряслись, а сейчас едва получается переломить ружье, патроны никак не хотят попадать в стволы. Все же капитально он испугался. Взгляд на спутников. Те тоже бледные как полотно, вернее, серые: сильный загар делает свое дело.

– Нормально, ребятки. Все нормально.

Не отдавая себе отчета, Дмитрий говорит на русском, даже и не думая жестикулировать. Кой черт жесты, он сейчас руки поднять не может, всего трясет так, что хочется только одного – лечь и сжаться в комок. Второй раз сталкивается с этой зверюгой, и второй раз просто чудом выходит победителем из этой схватки. Но тогда он испугался меньше. Может, все дело в том, что после того, как он распотрошил барху и понял, как на самом деле его трудно убить, стал его по-настоящему бояться. Скорее всего, именно так. Ведь не трясло его тогда, как сейчас.

На этот раз он решил содрать-таки шкуру со своего трофея. В первый раз его больше заботили мысли о том, как выбраться из той задницы, в которой они оказались, теперь же он прекрасно осознавал, где он и что это навсегда. А уж когда ему объяснили, что эта тварь не стесняется в одиночку нападать даже на группу охотников и у тех далеко не всегда есть шансы уйти от этого противника и уж тем более выйти победителями, он точно решил, что заберет шкуру, а череп будет у него висеть перед входом. Он даже пожалел, что так варварски раскроил первый, но решил его найти и по возможности склеить. Местные варили вполне приличный клей из рыбьих пузырей.