Так, может, Кармен Уильямсон знала, что с ней приключится приступ, и знала, что окажется в районе моего дома?

Видимо, Кармен Уильямсон хотела поговорить с журналисткой.

И вероятно, Кармен Уильямсон была убита во время приступа.

Она заперла дверь своего кабинета изнутри, выключила свет, приклеила ключ к шкафу снизу – и спряталась. Во время приступа. От кого? И почему?

Вдруг у меня стали складываться отдельные фрагменты пазла. Полицейская разведка. Полицейский в участке, у которого в руках был пакет с вещдоками – обертками энергетических батончиков. Их там было по меньшей мере пять. Снайпер сидел в доме напротив и ждал. Может, ждал несколько часов. Откуда он мог узнать, что Тамар-Ламонт придет ко мне? Откуда он мог узнать, что ждать надо именно там?

После того как отсечешь все невозможное, то, что останется, даже если оно невероятно, и будет, скорее всего, правдой.

Кармен Уильямсон знала, что собирается обменяться с кем-то в точке, которую она обозначила на карте, открытой на компьютере. Но она была не единственной, кто это знал. Это могли знать все, кто вместе с ней разработал методику, позволяющую прогнозировать приступы. И один из них решил воспользоваться приступом, чтобы ликвидировать ее. Может быть, чтобы она не могла рассказать что-то, что знала. Он добился своего. Ее больше нет, и она никогда не расскажет этой журналистке, что хотела ей рассказать.

А мы с Тамар оказались в этом замешаны.

А Ламонт… Может быть, Ламонт тут вообще ни при чем.

Я вскочил. Рюкзак уже был набит под завязку, но я запихнул туда и все бумаги со стола, какие сумел. Может быть, станет понятно, что Кармен хотела рассказать.

Я вышел из кабинета, быстро запер за собой дверь. Из конца коридора на меня смотрел какой-то высокий худой студент. Я сделал вид, что не заметил его, вытащил телефон и вспомнил, что понятия не имею, как позвонить Тамар.

Если бы знал, я бы, наверное, сказал ей что-нибудь вроде: «Тамар! Не подражай Кармен! Именно Кармен хотели ликвидировать! Оставайся дома и ни с кем не говори. Не звони никому. Я еду. И сотри это сообщение, как только прослушаешь».

Но я не знал, поэтому сообщения я мог записывать только для самого себя, придумывать все новые и новые его варианты (последний был самым коротким, что-то вроде: «Ничего не делай! Сейчас буду!»).

«Мне нужно быстро оказаться в доме Уильямсон», – подумал я.

И побежал.

Ей нельзя вести себя как Кармен – тогда ее попытаются убрать.

Ей нельзя вести себя как Тамар – тогда мадам Ламонт поймет, что она не погибла, и обвинит ее в попытке шантажа или в попытке впутать ее в уголовное дело. И большое спасибо Гиди, который уговорил меня рассказать полиции о Ламонтах.

Ей нельзя вести себя как Ламонт – тогда подумают, что она пыталась инсценировать собственную смерть и заполучить более молодое тело, принадлежавшее Кармен.

Может быть, я слишком пессимистичен, но почему-то мне кажется, что нам угрожает опасность со всех сторон. Нам нужно выяснить, что́ Кармен хотела рассказать. И кто мог от этого пострадать. И потом пойти в полицию.

Но прежде всего нужно вернуться и убедиться, что с Тамар все в порядке[31].

13

Пессимистичное, несчастное существо, которое почти всегда сидит у меня в голове и тихо перебирает все возможности провала, сейчас оказалось где-то во лбу, прямо над глазами. Оно рисовало страшную картину и насвистывало тошнотворную мелодию Бернарда Херрмана[32]. Лифт поднимался страшно медленно, так что я успел рассмотреть эту картину. На большом холсте – квартира Кармен Уильямсон, в которой устроили разгром, книги в гостиной разбросаны, диваны разрезаны, стены испачканы кровью. И разумеется – выпотрошенный труп Кармен-Тамар; она, очевидно, мертва, это необратимо, она лежит под таким углом, что ее глаза обращены прямо к двери, и, как только я войду в квартиру, на меня окажется устремлен ее мертвый обвиняющий взгляд.

Когда я вошел, держа дрожащей рукой ключ и чувствуя, как лямка рюкзака буравит мне плечо, Тамар сидела в гостиной, все еще одетая в голубоватую пижаму, держала двумя руками стакан, от которого шел пар, на лице у нее была тонкая, нежная, незнакомая мне улыбка. Лицом к ней, спиной к двери, сидел кто-то маленький и костлявый, чью голову увенчивала небольшая, но заметная лысина. Тамар подняла на меня глаза; персонаж, сидевший лицом к ней, тоже повернулся ко мне.

– О, хорошо, что ты пришел! – воскликнула она.

Итак…

Свет! Занавес! На сцену! Представление начинается!

– Это Дани, – сказала Тамар, – мой друг детства. Недавно мы снова начали общаться, и когда он узнал, что я заболела, он тут же приехал помогать. Дани, познакомься, это профессор Стоун. Я рассказывала тебе о нем, помнишь? Главный исследователь в моей области.

– О, конечно-конечно, – сказал я и подошел к нему, протянув руку. – Я говорил Кармен, что мне бесполезно пытаться что-либо объяснить, я ничего не пойму. Но все равно очень приятно познакомиться, профессор.

Профессор Стоун поставил на стол стакан и пожал мою руку, все еще сидя.

– Очень приятно, Дани, – сказал он. – Называйте меня Джозеф. Как ваша фамилия, приятель?

– Арбель, – сказал я. – Дан Арбель.

– Профессор Стоун узнал, что я звонила сказать, что заболела, и приехал проведать меня. Вот только что мы сели пить чай, – сказала Тамар, вкладывая в свои слова тысячу смыслов, из которых я не смог понять ни одного.

– Как мило с вашей стороны, – сказал я и обратился к Тамар: – Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь нужно?

– Спасибо, солнышко, – сказала она. – Знаешь что, может, принесешь мне что-нибудь из спальни, чтобы укутаться? Мне что-то становится холодно.

– Сейчас вернусь, – сказал я и посмотрел на профессора. – Когда вернусь, буду рад услышать о вашем исследовании. Там… Кармен всегда говорит какими-то техническими терминами, понять которые я не в состоянии. Может, вы сможете мне объяснить.

Быстрее, быстрее, в спальню.

Значит, поведение Тамар изменилось.

Ее голос стал мягче, она совсем по-другому произносит слова. Но это ведь та самая Тамар: иначе бы она меня не узнала, правильно?