Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Твое слово теперь просто тлен». Блин, блин, блин… А что, если Хозяин это все всерьез сказал, а не для того, чтобы на меня страх навести? Что, если по Ночи в самом деле пронесся слух, что с ведьмаком, тем, который Ходящий близ Смерти, не имеет смысла какие-либо дела вести? Что он по факту фуфло, которое только языком болтать умеет? И ведь плевать всем будет на мои отговорки вроде «да умрун тот сам запретил к нему без вызова являться». Их даже никто слушать не станет. Да и кому я их излагать стану? Родьке с Антипом? Только им, больше некому. Но при этом вся ночная Москва будет знать, что я своему слову не хозяин, без всяких скидок на форс-мажоры. Ну, может, не вся, может, я себя и переоцениваю, но все же.
Тогда все. Тогда мне кранты, можно собирать вещи и валить в Европу уже на ПМЖ, тут жизни не будет. Свои же первые и затопчут по указке патриархов. Мол, запачкал цеховую честь, подвел коллектив, опозорил перед обществом.
И ведь еще не факт, что в Европах неприятная информация обо мне тоже не всплывет. Наш континент, как показала практика, не так и велик, все всех знают, так что и там может прилететь неслабо. Вон возьмем брата моей недавней возлюбленной Ласло. Он, если Маргит верить, не так давно сюда, в Москву, летал, какие-то семейные дела решал. И помог ему, между прочим, кто-то из наших, местных. Причем, похоже, крепко помог, от души. Не просто же так Ласло ему на каждый год на Рождество посылку с венгерскими национальными сладостями и наливками отправляет?
Вот ведь, всё один к одному. И крайнего искать не стоит, виноват только я сам. Единственное, что утешает, – в речах моего заупокойного наставника прозвучало спасительное «уже почти». Если «уже», значит, все-таки он меня пока только пуганул, значит, не столь критичны мои дела. Но с четким посылом – это последний шанс. Не упусти его.
И я не упущу. Сегодня бы рванул, прямо сейчас, но если было сказано завтра – значит завтра. От греха. И так накосорезил – дальше некуда. Все прямо как в книжке за авторством товарища Сталина «Головокружение от успехов». Я ее, разумеется, не читал, но по урокам истории помню, что такая есть. И наверное, в ней написано о вот таких же долбоящерах, как я, решивших, что если все идет неплохо, то так будет всегда.
Хотя, может, это и не книжка была, а статья. Поди теперь вспомни, что нам историк в школе рассказывал.
Ой, блин, аж в животе заныло, вот как меня пробрало от всех этих мыслей. Хотя… Может, мысли ни при чем и это рыбник виноват? Такой вариант со счетов сбрасывать тоже нельзя. Нет-нет, никакого яда, Дарья Семеновна себе не враг. Просто на кой я его столько сожрал, а? Ох, далека моя особа все же от идеала, страшно далека. Если разобраться как следует, то выйдет, что я жадный, ленивый и глупый.
Тьфу!
В результате самоедством я занимался до самых сумерек, а после того как Солнце закатилось за недальние ели, закинул в рюкзак полтора десятка картофельных клубней, выбрав те, что покрупнее да покруглее, прихватил подарки, предназначенные для русалок, и отправился на реку. Говорят, созерцание проточной воды успокаивает нервы. Вот и проверим, так это или нет.
Как это ни странно, но тихий плеск речной воды и пламя небольшого костерка, который я разложил на берегу сразу же после того, как сюда пришел, немного меня успокоили. Во-первых, психовать не стоит никогда, это все отголоски моей прежней жизни. Это там я, выходя с работы, сразу начинал ждать, что завтра уж точно какая-то неприятность случится, к примеру какая-то ошибка вылезет или Силуянов в очередной раз до меня доколебется. Кстати, интересно, как он там? Да и все остальные мои коллеги тоже? Нет, что они меня забыли давным-давно – даже не сомневаюсь. Тут ведь как: пока ты часть коллектива, ты есть. Стоит уволиться или просто в другое отделение перейти – и все, тебя для них нет. Это не хорошо, не плохо, так уж нынешняя жизнь устроена. Рутинный калейдоскоп, в котором нет места лишним деталям, вроде тех, кто сошел с общей дистанции. Я и сам такой же, как они. Был, по крайней мере.
Но то время ушло, причем навсегда. Что до неприятностей… Они теперь неотъемлемая часть моего существования. Вот и стоит относиться к ним как к чему-то будничному. Во-вторых, что случилось, то случилось, чего теперь-то уж? Схожу, объяснюсь, а далее – по ситуации. Ну и выводы надлежащие следует сделать. Не для кого-то там, не для палочки или показухи, а для себя самого.
За моей спиной зашуршали кусты, я обернулся, думая, что сейчас увижу дядю Ермолая, но нет, на берег выбрался мой слуга, с удочкой, которую он держал на плече, и мятым жестяным ведром в правой лапе.
– Вот Антипка, чтоб ему, за рыбой послал, – пояснил мне он. – Мы тут пирог доели, что тебе Дарья на дорожку дала, так он нам не того… Не очень, короче.
– Дареному коню в зубы не смотрят, – погрозил ему пальцем я. – И потом, не нравится – не ели бы.
– Антип сказал, что эдак рыбник не делают, – пояснил Родька. – Он же у нее как покупной получился, если не хуже. Перцу положено, как украли, лаврушки тоже, да и передержала она его в печи. Разве ж это дело? Ну вот Антип теперь тесто ставит, а меня на реку отправил. Велел карася ловить, он для рыбника лучше, чем язь подходит.
– Привереды вы у меня. – Я отправил в костер очередную порцию переломленных надвое сухих веток, тот моментально вспыхнул ярче. – То не так, это не эдак.
– Антипка этот… Как его… Перфекционист, – выдирая из шерсти запутавшиеся в ней шарики прошлогоднего репейника, пояснил Родька. – Ежели кто лучше него чего делает, то все, хоть дом гори, не будет угомону. Пока не переплюнет – есть-пить не станет. И спать тоже. Уй, больно!
– Перфекционист – это немного другое, – усмехнулся я. – Слышал ты звон, да не знаешь, где он.
– Ну, может быть. – Родька отправил в костер пригоршню репейников и начал разматывать леску с удочки. – Только я