И снова этот вздох.

Я уже готова была молиться, лишь бы дракон разжал свои когти.

— Он не подчиняется тебе, — услышала я холодный голос Валта. — Умоляй сколько угодно, но Оюн слушает только мои приказы. И ни чьи больше.

Я скрипнула зубами, взглянув на сжавшиеся от бессилия ладони. Кожа на пальцах уже давно приняла свой нормальный оттенок, но ногти были почему — то чёрными. Конечно, никто до этого не пытался сунуть руки в голубой огонь, что бы проверить, что будет. И если я сейчас же не выберусь из хватки дракона, боюсь, когда — нибудь полностью погружусь в огонь по прихоти Валта.

Вновь взглянув на мощное тело Оюна, я тихо выдохнула.

— Прости, но выбора нет…

По коже пробежались знакомые мурашки, и ладони тускло засияли алым. Множество всполохов посыпалось с пальцев, создавая узоры и заставляя воздух вокруг вибрировать от вырывающейся из нутра силы. Она разгоралась, проникая под прочную чешую дракона и обволакивая его сердце.

— Оюн, опустись на землю, — произнесла я.

— Он не будет… какого Древнего?! — послышался удивлённый возглас Валта, когда дракон начал неповоротливо опускаться в сторону крон. — Оюн, не слушай её! Оюн! Взлетай, взлетай! Мы же сейчас разобьёмся!

Сознание дракона дёрнулось в моих путах, стремясь вырваться, и я лишь сильнее сжала его. Ящер накренился вбок, я с шелестом листьев задела ногами крону. Ветки задрожали, так и норовя схватить меня за подол юбки и плаща.

— Оюн! — раздался рык, и дракон всё же вырвался из моей хватки. — Вверх! Живо!

Ящер взмахнул крыльями, но одно зацепилось об ветку, и он с хрипом повалился вперёд, увлекая нас вниз. Я закричала, вцепившись руками в лапы дракона и пряча лицо от веток и листьев. Плечи и спина уже горели, а земля с невероятной быстротой приближалась. Дракон ещё пытался взлететь, но лишь беспомощно цеплялся крыльями и задними лапами за ветки, проламывая их грудью.

От приземления всё внутри меня так и содрогнулось. Лапы дракона разжались, и я вывалилась на землю, смотря, как ящер тяжело переворачивается на живот, пытаясь подняться на лапы. Не став ждать, когда он это сделает, я вскочила на ноги, и, не разбирая направления, ринулась вперёд.

— Жди! — услышала я команду позади, а после шелест травы под чужими ногами.

Не оборачиваясь, я продиралась сквозь чащу. Ветки больно хлестали по лицу и рукам, путаясь в юбке и раздирая её окончательно. Треснув по швам, ткань разошлась на одной стороне чуть ли не до бедра. Однако бежать стало легче, чем я и воспользовалась.

В какой — то момент я поняла, что больше не различаю чужих шагов. Запнувшись об корягу, я приостановилась, тяжело дыша и оглядываясь. Никого. Неужели отстал? Или решил держаться поблизости к Оюну? Приземление и вправду получилось не очень.

Переведя дыхание, я заставила себя зашагать вперёд, прислушиваясь к притихшему лесу. Ни шелеста, ни чириканья, ни шороха веток под каким — нибудь зверьком. Какая — то странная, давящая тишина.

Где — то со стороны послышался треск, и резко обернувшись, я вдруг ощутила, как меня сбивают с ног. Дыхание застряло в груди, а перед взглядом вспыхнули два голубых самоцвета с вертикальными зрачками, полыхающими серебром.

— Догнал… — донёсся до меня рык, который вдруг сменился треском и шелестом.

Я не успела перевести дыхание, как земля под нашими ногами вдруг вздрогнула и резко провалилась.

Секунду назад я наслаждался тем удивлением и возмущением, возникшем на лице Аесты, а теперь сам едва борол ужас. Земля уходила из — под ног, и мы проваливались в какую — то глубокую, полную корней и камней, яму. Девушка вскрикнула, и прижав её к себе, я рефлекторно подставил спину, уже предвкушая боль.

Мне показалось, что секунды вдруг растянулись на минуты. Мы падали во тьму, а я прижимал к себе сбежавшую ведьму. И вместо того, что бы отчаянно вырываться, как несколько минут назад, она сама жалась ко мне, хватаясь за куртку. В другой момент я бы и насладился этим, но резкая боль заставила задохнуться и закрыть глаза.

Болело всё — затылок, руки, ноги, но больше всего — спина, на которую я принял основной удар. Каждый сиплый вдох и выдох отзывались такой болью, что я не мог нормально дышать. Кажется, у меня были сломаны рёбра. Что бы восстановиться, придётся ждать. И ждать очень, очень долго — возможно, до завтрашнего дня. А за это время местный патруль сможет выследить Оюна — он слишком выделяется на фоне зелени.

Аеста вдруг вскинула голову. Я не мог видеть её лицо, сквозь веки различая тусклый свет, который лился сверху. Однако лёгкость, когда она поднялась с меня, ощутил. Дышать стало чуть легче, но вряд ли бы я смог сейчас остановить её. Язык не слушался, и даже стона не получалось выдавить.

Послышались быстрые, удаляющиеся шаги, и я тяжело выдохнул. Конечно, этого стоило ожидать. После всего, что между нами было, Аеста вправе оставить меня и уйти. Это будет равноценный «обмен» после всего случившегося.

Я не знаю, сколько так пролежал, вдыхая аромат сырой земли. По крайне мере, за эти часы мне стало чуточку легче. Теперь я мог застонать, а так же позвать на помощь Оюна. Правда, ему тоже досталось, но если он доберётся досюда и спустит свой хвост, я буду ему крайне признателен. Вот только если эта пещера обитаема, то мне вряд ли дожить до прихода Оюна.

Я вдохнул как можно больше, и резкая боль пронзила грудь. Я зашипел сквозь сдавленные зубы, и вдруг различил осторожные шаги. Приоткрыв глаза, я мазнул взглядом темноту, разбирая громадных размеров пещеру и тёмные зёвы туннелей. Из одного, держа в руках тот самый кинжал с красным отливом, ко мне подходила Аеста. Её глаза походили на две бездонные пропасти, и смотря в них, я боялся потеряться. Не стоило гадать, что она задумала сделать.

— Зачем полетел следом? — услышал я холодный голос, и девушка замерла в метре от меня. Свет падал на её порванное платье, на покрасневшие от веток ладони, на лицо, которое обрамляли спутанные красные волосы. Даже сейчас в таком виде она была хозяйкой положения, и я вынужден был подчиняться ей. — Боялся, что твой отец обозлится? Что кто — то узнает и тебе же придётся отвечать за это?

Во рту пересохло. В каком — то роде то, что она только что сказала, и было правдой. Но я почему — то чувствовал, что это была лишь часть этой самой правды.

— Я приходил… каждый день к твоей двери… — с силой прошептал я, выдавливая из себя слова. Что бы их услышать, Аеста подошла ближе, наклонив голову и с прищуром смотря на меня. — Не по своей прихоти… из — за Ионы… и Оюна… и этого Вейлина… но ты не отвечала…

— Я сбежала ночью того дня, — сухо оборвала меня девушка, вскинув бровь. — Тебе самому не приятен этот брак. Жениться на Ничтожной — самое страшное наказание, которое только могли для тебя придумать. Уйди я, вряд ли бы меня стали так тщательно разыскивать. Тебе бы подобрали новую женщину, как и до меня. Так зачем преследовал?