и не тебе, пока что всё, что я вижу – это адептку, которая была готова отдать свою жизнь, пытаясь противостоять оборотням.

– Она покинула границы академии против правил, – голос Венги стал ниже и жёстче. – Наверняка хотела просто самоутвердиться. Выглядеть героиней. И какого она была раздета?!

– Чтобы не порвать одежду при частичном обороте?

Молчание. Тяжёлое дыхание.

– Меня вызывают, – сообщила Венга. – Не задерживайся тут.

Райнер вместо ответа что-то промычал, потом снова шаги – и тишина. А я не могла сделать ничего. Боль давила на виски, и холод никак не отступал. Открыть глаза казалось настоящим подвигом.

– Я знаю, что ты не спишь, – тихо произнёс Райнер, заставив моё сердце встрепенуться. – Не могу сказать, почему, но знаю. Поэтому послушай меня: не пытайся делать над собой усилие. Ты пережила магическую кому, и восстановление потребует времени. Знаешь ведь, что это такое?

Я мысленно покачала головой, но ни единая мышца, конечно, не сдвинулась с места.

– Да, ты ведь вообще ничего не знаешь о драконах, – сам сообразил он. – Не знаю, как это произошло, но ты истратила силы больше, чем было в твоём резерве. Чтобы продолжать подпитывать свою магию, тебе пришлось черпать силу жизни – и исчерпать её почти до самого дна. От натуги некоторые линии силы порвались, но их успели залатать, хвала Богине. Так бывает, и поэтому мы обучаем контролю над силой с самых азов.

Он помолчал немного. Где-то вдалеке слышалось тиканье часов, но больше ничего не нарушало тишину.

– Мистер Лэйдон Саргон, ты с ним не знакома, вовремя начал накачивать тебя собственной силой, поддерживая жизнь, и только потому ты смогла дожить до этого момента. Но теперь всё в порядке. Кроме того, что ты по неизвестной мне причине использовала тёмный источник. Надеюсь, когда ты придёшь в себя, расскажешь мне, как именно это произошло.

Райнер помолчал, а потом добавил, будто ему тяжело было об этом говорить:

– Насчёт твоей сестры. С Эрикой тоже что-то произошло той ночью, и она сейчас без сознания в соседней палате. Её жизни ничего не угрожает, но мы пока не смогли полностью восстановить события, которые привели к этому.

Я попыталась дёрнуться, встать, спросить, что случилось, но по прежнему осталась лежать неподвижно, и неподвижность эта выводила меня из себя, поднимая внутри ранее не свойственную мне злость.

Райнер тем временем усмехнулся:

– Близнецы Саргоны взяли на себя…

Но не договорил. Что-то прервало его. Звук открывшейся двери, молчание. Какая-то неловкость.

– Простите, не помешал? – уточнил мужской голос.

– Нет, что вы. Я лишь… хотел убедиться, что адептка в порядке.

Шелест смятой бумаги.

– Вы знакомы с мисс Линаэль? – уточнил Райнер. – Я думал, у неё никого нет.

– Да. Мы родственники, – ответил голос. А потом он оказался совсем близко к моему уху: – С прошедшим днём рождения, Миа. Я хотел поздравить тебя раньше, но мне сказали, ты на вечеринке. Поэтому прими мой подарок сегодня.

***

Не знаю, как и когда я уснула. Когда сознание вновь вернулось ко мне, и веки поднялись, открывая моему взору каменный потолок больничной палаты, всё, что я помнила – это тихий разговор между Райнером и тем, кого назвали моим родным отцом. Но о чём они говорили – ускользало от меня.

Впрочем, я не сильно-то и пыталась вспомнить. Намного больше меня интересовали внутренние ощущения, и я мысленным взором проходилась по собственному телу, пытаясь понять, всё ли со мной в порядке, а если нет, то каков масштаб катастрофы.

Несмотря на слабость, мышцы уже слушались, озноб стал намного меньше, а одеяло, которым меня накрыли, излучало ощутимое тепло. Я потёрла ладонями лицо и отбросила в стороны волосы. Повернула голову, осматривая помещение, но рядом не было никого: ни Райнера, ни врача, ни Эрики, которая, насколько мне известно, пребывала в таком же состоянии.

Странно. Какова вероятность, что подобное вообще может с кем-то случиться? Понятно, что не нулевая, но чтобы одновременно и именно мы…

Тут моё внимание привлекла прикроватная тумба. Вернее, то, что на ней лежало. Я даже приподнялась на локте и несмело приняла более вертикальное положение, опершись спиной о большую подушку, служившую спинкой моей больничной койки.

На тумбе в большой вазе из прозрачного льда стояли цветы. Красивые, большие, налитые жизнью и совершенно мне не знакомые. В этих краях лета почти не бывает, и цветы выживают только морозостойкие – маленькие, дикие. Поэтому мои глаза невольно расширились от восхищения.

Точно. Мистер Аллен… то есть, отец, приходил и поздравлял меня с днём рождения. Но ведь он будет только в конце зимы, и до него ещё очень далеко. Да и с прошедшим поздравлять поздновато.

Рядом с вазой, прислонившись к ней спиной, лежала небольшая, размером чуть больше, чем моя кисть, тряпичная кукла. Я взяла её в руки – и что-то кольнуло в сердце. Оно забилось быстрее, и волнение охватило меня. Слишком знакомо выглядела эта кукла. Слишком…

И тут я вспомнила. Точно такая же, сшитая вручную, кукла была у меня в детстве. Кто и когда подарил мне её – я не помнила, но зато в памяти явственно остался эпизод, как она попала в костёр и сильно обгорела, после чего я со слезами хоронила её на заднем дворе. Но откуда мистер Аллен мог знать об этом? Спросил моего отца? Или, может, отец сам и сшил её, пока содержится в Храме Золота? Но ведь он ничего не помнит.

Ещё на тумбе, прижатая вазой, лежала записка. Я положила куклу себе на колени и осторожно вытащила плотный лист пресованной бумаги с неровными краями и развернула его.

“Милая Миа,

с днём рождения тебя!

Мне известно, что ты не помнишь свою настоящую дату рождения, поэтому сообщаю, что этот знаменательный день был вчера. Я надеялся поздравить тебя лично, но смог встретиться с тобой только в больничной палате. Поправляйся скорее.

После нашей последней встречи я начал вспоминать кое-какие детали нашей жизни. Этого всё ещё слишком мало и недостаточно, чтобы хоть как-то разобраться в ситуации и делать какие-то выводы, но взгляни