– Даже… в отместку?

– В отместку?

– Ну, например, за мою измену?

– Нет, она бы не стала. Что-то случилось?

– Да так… Ладно, спасибо тебе.

– Леший! Подожди-ка!

Татьяна подошла вплотную и посмотрела ему прямо в глаза:

– Она тебя любит, дурака.

– Что дурака – это точно.

Вот сейчас он так себя и чувствовал – дурак-дураком. Все, что он говорил, было не то, и Марина сердилась – только сейчас он осознал, как она переживала в те дни, и понять не мог, почему же не догадался позвонить! Обнять себя она не давала – да что обнять, дотронуться было нельзя, так она отгородилась от него.

– Марин, ну скажи, что мне сделать? На колени перед тобой встану.

Он и правда опустился перед ней на колени и попытался заглянуть в глаза:

– Прости меня! Ну, хочешь, ударь – только прости!

– Не провоцируй!

Похолодев, он увидел, как она с силой сжала кулаки и зажмурилась – Леший аж присел, но тугая струя горячего воздуха пролетела мимо, и за спиной что-то со звоном разбилось. Леший не оглянулся. Он схватил Марину в охапку – она зарыдала в голос, но позволила ему ее обнять. Правда, толку от такого объятия было мало – Леший просто ненавидел эти ее штучки: обнимаешь, но ничего не чувствуешь, ни тепла, ни запаха, ничего…

– Наприду-у… наприду-умывает в своей голове-е… а я виновата-а… из машины выкину-ул… даже не поз… не позвони-ил…

– Мариночка!

– А теперь ребеночек ему не нужен… а я так хотела… еще девочку…

– И я хочу девочку! Чтобы на тебя была похожа, такая же славненькая.

– Ты так меня обидел! Так обидел! Я… за всю жизнь… ни разу! Ни разу не солгала тебе! А ты!

– Маленький мой, ну не плачь!

– Ма-аленький! Вспомни-ил… Сто лет меня так не называ-ал…

Она, наконец, сама обняла его – Леший почувствовал, как ее слезы льются ему за воротник рубашки, вздохнул с облегчением и прижал покрепче, гладя по голове и целуя в макушку:

– Волосики обстригла…

Увидев ее по приезде из Чехии, он ахнул – Марина состригла все разноцветные пряди, оставив седой ежик. Заметив его реакцию, Марина отвернулась – говорить он ничего не стал, избави боже! И только сейчас не выдержал – уж больно было непривычно.

– Не нравится тебе?

– Нравится-нравится. Очень красиво. У тебя идеальная форма головы, ты вполне можешь себе это позволить, очень даже стильно. И теперь это модно – в Европах полно таких лысых девушек…

– Лысых? Я не лысая! Я коротко стриженная! И вообще! Чего это ты тут разлегся! Иди вон… в мастерскую!

Несмотря на то, что внутри у него все просто разрывалось от страдания, Леший чуть было не рассмеялся – Марина сердито его выпроваживала, но обнимала очень даже крепко: и захоти он уйти, не удалось бы.

– Гоню-ут мине, прогоняю-ут! – грустно сказал он голосом кота Матроскина. – Непра-авильный я какой-то! Все больше ощущаю, как будто мине хтой-то подмени-ил…

Леший почувствовал, что плечи Марины слегка затряслись – она тихо хихикала, уткнувшись ему в грудь. Он добавил театрального пафоса:

– Эх, пойду, не оглянусь, уйду искать по свету, где одинокому есть сердцу уголок… Карету мне, карету!

И для убедительности громко шмыгнул носом. Марина захохотала и ударила его кулачком в плечо:

– Нет, ты просто невозможен! Ладно, пойду умоюсь, пожалуй…

– Марин, я останусь?

Она не ответила, но он остался. Разобрал постель – господи, уже второй час ночи! Посмотрел, что там такое разбилось – покачал головой: массивная каменная пепельница, в которую Марина складывала кольца. Ничего себе! Поразмыслив, решил на всякий случай надеть пижаму – пусть Марина не думает, что он на что-то такое надеется. Хотя конечно – конечно! – надеялся. И очень даже надеялся. Пижам у него было полно, хотя Леший их не любил и почти никогда не надевал. Но как-то так получилось, что собралась целая коллекция – одна другой смешней и нелепей. Он выбрал полосатую – под арестантскую робу и даже с номером на груди. К ней прилагалась круглая шапочка, тоже полосатая, но где эта шапочка, он решительно не знал. Ладно, и так хорошо! И он торжественно улегся.

Марина вошла, покосилась на пижаму – он видел, как дрогнуло в улыбке лицо. Потом подошла к шкафу, стоя спиной, скинула на пол халат и предстала во всей красе – да еще и потянулась, подняв руки вверх. Леший выразительно вздохнул. Достала из шкафа и накинула на себя шелковую ночную сорочку темно-вишневого цвета с черным кружевом – новую, Леший такую не помнил: вырез сзади был глубокий, разрез сбоку – до пояса, а когда Марина повернулась лицом, он просто ахнул: так соблазнительно выглядела грудь в черных кружевах.

– Какая заманчивая штучка!

– Да что ты?

Она легла рядом с ним, но поодаль. Леший покосился – Марина улыбалась. Спросил:

– Слушай, а в каком это кино было, не помнишь? Она выходит в длинном черном платье – все закрыто: шея, руки, ноги, потом поворачивается спиной, а там такой вырез, что попка видна? – спросил Леший.

– «Высокий блондин в черном ботинке».

– Точно! А потом сцена эротическая…

– Безумно смешная!

Леший взял ее за руку и придвинулся поближе:

– А я тебе подарок в Праге купил…

– Правда, что ли?

– Правда!

– И где он?

– Вот. – Леший достал из-под подушки прозрачный пакетик, который так и носил все время с собой, выжидая подходящий момент. – Ничего такого специального… просто браслетик…

– Бранзулетка!

Он умилился: «И где она только берет эти смешные словечки! Бранзулетка!»

– Какой красивый!

– Нравится тебе?

– Очень! Он какой-то старинный?

– Ну да, я на барахолке купил.

– Но это же не золото, нет?

– Там какая-то проба есть, мелко очень. Мне кажется – серебро позолоченное.

– И с грана-атиками! И с жемчу-ужинками! Спасибо!

Марина вертела рукой, рассматривая браслет, который Леший надел ей. Марина «запела», растягивая гласные, и он расслабился: похоже, дело шло на лад.

– На-адо же, брасле-етик купил! Так ты что, скуча-ал, что ли?

– Очень!

– Может быть, ты меня даже и лю-убишь?

– Конечно же, люблю, ну что ты!

– Так, может быть, ты меня даже и хо-очешь?

– А ты не чувствуешь? – Он прижался потесней.

– Ого!

– Ну, прости ты меня, дурака ревнивого!