– Мамаша у неё оказалась бойкая, – пояснил Беня. – Влетела в класс, машет газетой и права качает. А в условиях действительно написано, что «кто получит правильный ответ…».

– Хм… – удивился Мартин. – Но это же элементарная техническая неточность.

– Ага, неточность. А вот папаша её – он юрист, между прочим! – так не думает. И грозит серьёзными неприятностями газете и вообще. И теперь мы не знаем, что делать. Ваше приглашение ей вручили, в газете про неё написали – так что придётся вам на балу танцевать с этой Золушкой!

– Она хоть симпатичная?

– Ммм!.. – Натан покрутил головой и зажмурился. – Ослепнуть можно! Глазищи – во! Ресницы – во! А что в математике ни бум-бум – так это детали.

Мартин переглянулся с Карлом, и оба расхохотались.

– Постой, а как же пари? – вспомнил Карл. – Ты что, всерьёз хочешь уйти из капитанов? Леон наверняка постарается…

Мартин тряхнул головой:

– Там будет видно. Впрочем, мне почему-то кажется, что с Леоном Эмма как-нибудь разберётся сама.

Стив апатично почеркал мелом по доске, невнятно сформулировал задание и отвернулся от аудитории. За семь дней, прошедших после ограбления, он превратился в тень – в длинную такую тень, с острыми углами и вставшими дыбом волосами. Иногда эта грустная тень влетала в первый попавшийся пустой класс, хватала мел и яростно исписывала доску десятиэтажными уравнениями. Занятия эта тень проводила кое-как или совсем никак, но студенты на Стива смотрели с сочувствием и вели себя тихо.

До полуфинала оставалось всего ничего, напряжение висело в воздухе, и даже беззаботный Бард отставил гитару и засел за учебники.

А вот Арон Кросс, наоборот, расцвёл. На лекциях он сидел со счастливой улыбкой на лице, смотрел в окно и рисовал каракули в тетради по геометрии.

– Я решил сам уйти, – наконец признался он друзьям. – Ну её к чёрту, эту математику! У меня от функций и графиков мозги потекли!

– С ума сошёл!.. Ну, хочешь, я тебе объясню про функции? Там ничего сложного… – растерялась Бекки.

– Нет, я уже решил. И с дядей договорился. Он меня берёт к себе в ученики, в мастерскую.

Они сидели на подоконнике в коридоре и ждали сигнала на самоподготовку.

– Сколько времени зря ухлопал… – неуверенно начал Дон.

– Не зря. Я понял, что это не моё. А то так бы и продолжал колотиться об стенку лбом!

– А может, поучаствуешь? Ты же ничего не теряешь… – попробовала ещё раз Бекки.

Но Арон упрямо помотал головой:

– В деканате уже знают. А сегодня я просто так пришёл – попрощаться. И вот ещё что… Чуть не забыл! – Арон небрежно бросил на подоконник две толстенькие папки с датами: «1865» и «1880». – Здесь все прошлые варианты, есть даже финальные. Мне они ни к чему, а вам пригодятся.

Дон невнимательно пролистал страницы и передал папки Бекки:

– Старьё! Мы с Кевином всё это сто раз прорешали.

Коротыш промолчал. У него тоже был репетитор – не такой модный, как Кевин, но знающий своё дело.

Бекки погладила папку. Эти даты на обложке, выведенные знакомым почерком Гриффина, она узнала сразу.

– Спасибо, Арон, – сказала она, прижав подарок к груди. – Так ты точно решил?

Из соседней аудитории вынырнула утончённая фигура с гитарой за спиной. Бард постоял, покачался на каблуках и по-приятельски улыбнулся Бекки:

– А что это у вас? А, старые варианты…

Из всех математических «братьев» Бард казался ей самым доступным. С ним было легко – почти как с Доном или Коротышом. К математике он относился без фанатизма, проводя свободное время не в библиотеке, а в знаменитом студенческом баре «Кривой угол».

– Готовитесь? Ну-ну… – Бард помахал шарфом и заскользил в сторону декана-та. – А я пошёл регистрироваться.

Коротыш надул щёки:

– Чего это?

– Ты что, не слышал? – удивился Дон. – Замдекана вчера объявил. Про анкету. Ну, номер школы, кто учитель и т. д. Вообще-то они требуют отзыв от учителя, но никто ж не знал!.. Замдекана сказал, что это ничего: они сами разошлют по школам запросы.

– А-а… – Бекки растерянно подёргала себя за мочку уха.

Папка выскользнула из рук, и листы рассыпались по полу.

– Там дел всего на пять минут, – успокоил её Дон. – Напишешь адрес школы и имя твоего математика, только и всего.

– А… а как записать учителя: одну фамилию или имя тоже?

– Ты что, с луны свалился? Конечно, полностью.

– Нет, почему же! – неожиданно заупрямилась Бекки. – Иногда пишут только инициалы. Арон, вот как бы ты написал имя своего учителя? Я не понимаю…

Арон пожал плечами, поднял с пола папку и записал карандашом на обложке: «Артур Фишер. Мужская восьмилетняя школа. Город Выселки».

– А адрес?

– Что – адрес?

– Ну, адрес школы. Как его писать, на той же строчке или в новой графе?

Даже невозмутимый Коротыш недоверчиво хмыкнул:

– Совсем заучился…

– Да у нас там всего одна школа, – объяснил Арон. – Никакого адреса не нужно, так найдут.

Они ещё поговорили о предстоящем полуфинале. Точнее, говорил один Дон – о том, как лучше готовиться и какие у кого шансы. По мнению Дона, шансов ни у кого не было никаких, потому что «это чёрт знает что» и «мы такого не проходили».

– А ты что молчишь, Коротыш? – беспечно спросил Арон Кросс, которого эта тема уже не волновала.

– Угу.

– Что – угу? Ты сам-то надеешься?

– А? – снова невпопад переспросил Коротыш и пошарил во внутреннем кармане лицейской куртки. – Вот, смотрите лучше сюда.

Это была карта. Мятая, потрёпанная, совсем древняя. С полинявшей паутиной ходов и россыпью чисел.

Бекки поднесла листок к глазам. Она сразу поняла, что эта карта здорово отличается от той, которую ей подсунули во время инициации. Вот первая ротонда, и числа правильные, и никакого тупика нет. И тот коридор, по которому она шла наугад, действительно вёл не к вороне, а в запретную зону – в монашеские лабиринты.

– Кажется, вот здесь мне попался скелет. – Она ткнула пальцем в точку на карте. – А потом я побежал… по этому коридору, к другой ротонде.

История со скелетом оказалась вполне прозаической. Посчитав, что одной фальшивой карты недостаточно для испытания новичка, математические «братья» позаимствовали из кабинета анатомии знаменитый СНС – Скелет нерадивого студента. «Братья» собирались на другой же день вернуть его в шкаф безутешного профессора Нурмана, но помешали детективы. Библиотеку на несколько дней закрыли, а скелет обнаружили полицейские во время обыска. Когда Нурман встретился на очной ставке со своим костлявым экспонатом, радости профессора не было границ!