class="p1">В общем, Костина жизнь в науке была не слишком богата свершениями, жизнь рабочей лошадки со скромной зарплатой, не без горечи называемой в институте «мэнээс — 105». Но хуже хронического безденежья изматывали его невозможность предпринять что-то решительное и подсознательно ощущаемая обреченность.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Когда Костя сошел с поезда, над сосновым редколесьем зависла бледно-розовая полоска — все что осталось от дотлевшего уже заката. В лесочке, через который вела кратчайшая дорога к дачному поселку, густел сизый туманный сумрак. Над болотистой низиной нудно звенели жадные до крови комары. Надвигающаяся темнота порождала странное ощущение, как будто находишься в пустыне, где ниоткуда — ни сбоку, ни сверху, ни снизу не приходится ждать помощи или защиты.

Настроение было более чем скверное. И Светка не станет сдерживать свое неудовольствие его поздним возвращением. Вот уж действительно: пришла беда — отворяй ворота. Все одно к одному. Он решил, что завтра же с утра обойдет всех своих — благо садоводство коллективное. Вдруг и в самом деле нашелся какой-нибудь шутник. А начать надо с Томки. И нечего тянуть до завтра. Можно и сегодня. Сейчас.

Поселок уже спал. Немногочисленные собаки почуяли одинокого пешехода и методически облаивали его, когда он попадал на территорию, которую та или иная псина считала своей вотчиной. Особенно старалась небольшая, известная свой сварливостью лайка Юна, хозяйка которой Люсинда Симонова считалась подругой Костиной жены. Юна готова была сорваться с привязи, и, хотя Костя постарался поскорее проскочить мимо симоновского дома, он был замечен Люсиндой, которая вышла на крыльцо, чтобы посмотреть, кто это вызвал приступ гнева ее собаки. Костя недолюбливал Люсинду (очевидно, это чувство было обоюдным), и сейчас ему особенно не хотелось с ней общаться, поэтому, надеясь остаться неузнанным, он юркнул в ближайший проулок, искренне сожалея, что кусты за забором не разрослись еще достаточно густо.

Томкина дача темнела в глубине участка. Костя осторожно, без стука, открыл калитку и, стараясь, чтобы под ногами не скрипел песок, приблизился к крайнему окну (он знал, что там Томкина комната) и негромко постучал по стеклу, моля Бога, чтобы проснулась Томка, а не ее родители.

В просвете между занавесками появилось бледное и испуганное кругленькое Томкино лицо. Она напряженно вглядывалась в темноту, потом, узнав Костю, открыла окно и высунулась, придерживая руками широкую горловину просторной ночной рубашки.

— Что случилось?

Костя сел на подоконник и шепотом рассказал Томке, что произошло сегодня вечером в лаборатории.

Она сокрушенно покачала головой и тихо сказала: «Ну как ты мог такое подумать на меня, Костик?».

— А помнишь, ты еще пошутить хотела?

— Да не хотела я пошутить. Это так, к слову пришлось… — Томка шмыгнула носом.

— А кто мог?

— Не знаю… Если честно… Ну мы же нормальные люди… Никто не мог.

— Но ведь и я сам не мог себе навредить… Я же не кретин все-таки… Ну, ладно… Только не реви… Извини, что разбудил.

— Вот Филимон обрадуется, — неожиданно произнесла Томка.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

197… Июль. Суббота⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Утром Костя проснулся позже обычного, не чувствуя себя отдохнувшим. Побаливала голова. В доме стояла непривычная тишина. В саду — тоже. Он выглянул в окно. Светка, облачившись по случаю исключительно солнечного утра в ярко-красный купальник, ковырялась в огороде.

— Привет труженикам полей! Дождичка не предвидится?

— Физкультпривет! — отозвалась Светка. — Типун тебе на язык…

— А наши где?

— Наши давно на озере. Питайся и пойдем.

— Пойдем-то пойдем… Только я сначала… Свет, не обижайся, ладно? Надо кое к кому заскочить…

— Опять — двадцать пять.

— Ну в связи с этой пропажей…

— Не понимаю, почему ты так переживаешь. У вас же из института не вынесешь ничего. Все найдется в понедельник.

— Знаешь, я же все перерыл. Исчезновение налицо. А восстановить — едва ли возможно. Я даже не представляю, как это можно сделать. Литературу по пятидесяти источникам собирал…

— Я говорила тебе, что ты когда-нибудь погоришь на своей неаккуратности. Хочешь ценный совет? Зайди к Дмитрию Владимировичу. Во-первых, раз уж такое случилось, он должен быть в курсе. А во-вторых, он хоть и старый, но вовсе не маразматик. А это как раз тот случай, когда его жизненный опыт может пригодиться. А вообще как знаешь… К обеду придешь?

— Приду, конечно. — В голосе Кости однако не чувствовалось уверенности. — Куда я денусь?

— Поешь хоть. Оладьи на столе, клубника на блюдце под полотенцем, — сказала Света снисходительно. — И не забудь запереть дверь.

Чтобы унять головную боль, Костя сварил себе кофе, съел без особого удовольствия несколько оладий. Поел клубники, уже пустившей сок, отчего палоцы стали липкими и розовыми.

Когда, облизывая пальцы, Костя вышел в огород, Светы уже не было — похоже, она все-таки обиделась и прямо так, в купальнике, не заходя в дом, отправилась на пляж.

Действуя в соответствии с не раз слышанным правилом: «Выслушай, что говорит жена, и поступай наоборот», Костя и не подумал идти к Д. В. — к этому визиту нужно еще внутренне подготовиться. А начать следовало бы с Боба Мамалыгина — благо он живет практически рядом, всего через два дома от них. Боб — парень ушлый и вполне может дать дельный совет, если, конечно, сам не замешан в исчезновении злополучного графика.

На «ранчо» Боба разрешалось заходить без приглашения и предупреждения в любое время суток. Калитка, без каких-либо запоров, свободно болталась в обе стороны. Дверь наполовину застекленной веранды была приоткрыта. Входя, Костя споткнулся о гантели, валявшиеся на полу среди опилок, и, поджав ушибленную ногу, тихо выругался. Боб всегда чем-нибудь увлекался. В данное время культуризмом. Поэтому повсюду у него были разбросаны тяжеловесные символы его нового хобби — гантели, гири, блины от штанги. Даже в лаборатории у него имелась двухпудовая гиря.

— Это ты, Костик? — Боб отличался невероятным умением угадывать человека по малейшему производимому им шуму. — Поднимайся, — его голос доносился откуда-то сверху.

Держась за стенку и прихрамывая, Костя вскарабкался в темноте по довольно крутой, без перил, лестнице. Боб, лоснящийся от пота, стоял в маленькой комнатке и ритмично растягивал некое сооружение, напоминающее гигантский эспандер. Нижний конец снаряда Боб прижимал ногами, а верхний крепился к своего рода коромыслу, которое держалось на его плечах.

— Что случилось, Костик? — не прекращая качаться, ласково спросил Боб.

— Да вот.. — и Костя снова рассказал свою историю. — Как ты думаешь, кому это могло понадобиться?

— Ты еще спрашиваешь? ЦРУ, мой дорогой, ЦРУ!