Энлиль не ответил, но остановился и вернул меня на ноги. До его «рабочего кабинета» мы шли уже в молчании. Палач закончил шутить, а мне было не до бесед.

Даррион разрешил меня пытать? Он… Он в своем уме?! Как он вообще представляет после этого наши отношения. Понятно, что о романтике и речи быть не может. Но… Я же невиновна. И как бы ни проходил мой допрос, в конечном счете выяснится правда. Я не убивала императора. И что потом? Даррион просто выбросит меня, зная, что я никакая не принцесса, никто не возьмется защищать меня и мою честь, мое здоровье.

— Прошу, — Энлиль открыл передо мной дверь и по-джентльменски пригласил меня войти первой.

— Я боюсь, — произнесла дрожащим голосом.

— Снежинка, бояться тебе надо не комнаты, а меня. Если не перестанешь сопротивляться, — Энлиль склонился, чтобы прошептать свое последнее предупреждение мне на ухо.

Последнее — потому что больше препираться с этим человеком я точно не собираюсь. Чувствую, что я и так неплохо поиграла на его нервах и терпении.

В камеру практически залетела, но стоило оказаться внутри, прыти поубавилось. Серое помещение, маленькое окошко с решеткой, из которой в комнату попадал свет. Под окном — большой тяжелый стол, темное дерево которого было местами глубоко пропитано чем-то красным. Еще одна решетка на полу — видимо, сточная яма, чтобы пыточную было удобнее мыть.

Я точно в пыточной, Энлиль не шутил. На одной из стен висела огромная деревянная панель, к которой крепились различные «рабочие» инструменты. Плеть, кнут, крюки различных размеров, серп, несколько топориков, молотки…

«Никакой фантазии», — нервно хмыкнула, до сих пор не веря, что что-либо из этого применят на мне. Потому что, если поверю… Черт, мне будет проще соврать, что это я убила императора, чем вынести все то, что палач может со мной сотворить.

Энлиль вошел в помещение и запер за собой дверь.

— Если переживаешь по поводу шума, то не стоит, — молодой мужчина снял с себя куртку, скинул ее на стул, который прятался до этого за дверью. — Камень толстый, дверь заговорена. Мы не доставим никакого дискомфорта окружающим.

Вслед за курткой на стул полетела рубашка.

— Зачем ты раздеваешься? — я отступала, пока не уперлась в стол. Сердце щемило от страха.

Парень повернулся ко мне с улыбкой. Энлиль был невероятно бледен.

Худой, жилистый, с едва заметными мышцами, остро подрезанными, словно кто-то прошелся по мрамору каким-то волшебным рубанком.

— Люблю свои вещи, — спокойно ответил Энлиль, делая шаг в мою сторону.

— И не хочу их испортить.

— И что… остальное тоже снимешь? — перед глазами так и стояла картинка кровавого палача, который проводит свои жестокие пытки полностью обнаженным.

— Нет. Их я люблю не так сильно. Но если настаиваешь, — Энлиль потянул за ремень, и я поспешила его остановить.

— Пожалуйста, нет, — неловко улыбнулась. — И пожалуйста. Не надо меня пытать. Я скажу все что угодно. Только не надо…

— Ты не представляешь, как часто я это слышу. Отчего-то люди когда видят все это становятся такими многообещающими, — Энлиль пробежался пальцами по своим рабочим инструментам, остановившись на серпе. Его он снял с крепления, взвесил в руке, провел лезвием по ногтю, проверяя остроту.

— Я скажу все. что хочешь.

— Я хочу правды, — меланхолично ответил Энлиль, обращая взор в мою сторону.

— А если правде не хотят верить? — сглотнула нервно.

— Верить, не верить… — мужчина сделал еще шаг ко мне и опустил руки на стол по обе стороны от меня. — Открыть тайну, Снежинка?

Не дождавшись ответа, Энлиль продолжил.

— Мне глубоко плевать, кто убил старика. Но считаю, что совершенно недопустимо обвинять в этом людей невиновных.

Ага. А пытать этих невиновных — нормально.

— О чем ты сейчас подумала, Снежинка? — мужчина с интересом разглядывал мое лицо.

— Ни о чем.

— Не ври мне, — Энлиль поднес серп к моей шее и с его помощи заставил меня поднять голову и заглянуть в лицо палачу. — У тебя слишком живая мимика.

— Я подумала, что недопустимо пытать невиновных, чтобы узнать правду.

— Сложно с тобой не согласиться, — молодой человек пожал плечами. — Тем не менее не стоит осуждать тех, кто просто выполняет свою работу.

— Прости, — отстранилась, закрыла лицо руками на несколько секунд. -

Прости. Я… Я не могу. Я никого не убивала. И каким бы ты ни был вежливым, мне не станет легче от того, что ты собираешься сделать. И если тебя мучает совесть…

— О, поверь. Совесть меня точно мучить не будет, — заверил меня Энлиль с энтузиазмом.

Рада за тебя, чувак.

— Не надо, — попросила еще раз. Жалкая, беспомощная мышь.

— Надо, — улыбнулся Энлиль. Мужчина сделал шаг назад и принялся медленно стягивать с себя перчатки. — Скажи, почему тебя зовут Снежинкой?

Потому что Даррион дурак с дурацким чувством юмора.

— Я Катя, — опустила голову, не собираясь смотреть на приготовления

Энлиля к предстоящим пыткам. — Ка-тя. Но здесь все произносят мое имя как «Ка-тИ». А у вас это долбанная «снежинка».

— У нас… И откуда ты такая взялась, Катя?

Энлиль кинул перчатки на стол и дотронулся до моего лица, вновь заставляя посмотреть на себя.

Я почувствовала, как под кожей заструилось тепло. Необычно, ведь руки Энлиля совершенно не казались горячими. Зато по сосудам словно потекло расплавленное олово. Только боли я не испытывала. Тепло, какое- то нереальное расслабление, желание смеяться и наслаждаться жизнью.

Что со мной?

Отчего-то даже желание вырваться от этих странных прикосновений стремительно угасало. Ну держит и держит, подумаешь. Может, мне даже нравится?

Нежно прильнула к ладони Энлиля и потерлась о нее. словно ласковая кошка.

— Катя, — позвал меня мужчина, заставляя собраться с мыслями. — Ты сказала «у нас». Ты не из Антраина?

Засмеялась. Громко, откидывая голову назад.

— Я есшарийская принцесса, как все думают… Ох… такие все глупые, — не веря в собственную дерзость, обняла Энлиля руками, прижалась щекой к бледной груди.

Нет, я определенно не понимаю, что со мной. Он просто гладит меня по волосам, а ощущения такие, словно меня наполняют теплым зефиром. Чувствую себя счастливым любвеобильным облачком. Хочется радости, праздника. И близости.

— Что значит, «как все думают», — Энлиль взял меня за плечи и отстранился. Конечно, ему неприятно, что я на него тут падают. Только мне-то неприятно, что палач нарастил дистанцию. А между своим дискомфортом и его, я выбираю точно не себе мучиться. Без близости мужчины я вновь ощущала холод, вновь начала улавливать противный запах помещения, словно здесь годами разделывали мясо.