Что было потом, нам всем известно. Конечно, — он выразительно взглянул на Ларису, — можно заявить, что из нашего времени выпадает пять минут: мол, не могла Яницкая идти медленно. Допустим, хотя я думаю иначе: она шла не торопясь, думая о предстоящей свадьбе и зная, что на работу успевает. Ну, допустим, я не прав. Вскрытие показало: в желудке жертвы находились только те продукты, которые подносил им в тот день Юрик. Из напитков жертва пила минеральную воду и шампанское. Допустим, по дороге на работу она, находясь в волнении, почувствовала желание выпить, зашла в какой-нибудь бар и заказала бокал шампанского. Допустим, выпила его залпом (вообще женщины, подобные ей, так не пьют, но если мы представим, как она смаковала напиток, то наши пять минут растворятся, как сахар в чае). Опять возникает вопрос: кто влил ей в бокал смертельную дозу лекарства? Случайный бармен в случайном баре? А причина? Не понравилось счастливое лицо? А что делать с Головко и Ларцевой, у которых нет даже этих пяти минут, за которые с ними могло что-нибудь произойти? Кто отравил этих женщин? Привидение, фантом? Наверное, именно так и сказал бы твой возлюбленный: ведь над ним довлеет злой рок! — Алексей Степанович налил в стакан воды из графина, стоящего на столе, и судорожно выпил. — Знаешь, дорогая, — продолжил он после некоторой паузы, — если все мои оперативники начнут так рассуждать, то скоро в органах появится отдел охотников за привидениями.

— Очень смешно, — зло заметила Лариса. — Такие неопровержимые улики, а подозреваемый все еще на свободе. Что же вы не арестуете его и не устроите очную ставку с официантами?

— Как ты правильно выразилась, никто не видел, как Кочетов подливал яд в бокалы жертв, — Алексей Степанович устало посмотрел на Ларису. — Твой сегодняшний протест — против косвенных улик. Об этом мы когда-то говорили, поэтому и поручили тебе стать приманкой. Таких преступников надо брать на горячем, ибо, как показывает жизнь, законы они знают не хуже нас и защищаются не хуже любого адвоката. Если мое мнение для тебя еще хоть что-нибудь значит, ты должна продолжить игру!

— А если мое мнение и интуиция что-нибудь значат для вас, вы должны оставить его и меня в покое! — закричала Лариса. — Я не потерплю, чтобы Константин следовал за мной тенью. Пусть устраивает свою личную жизнь, а не мешает другим!

Она гневно взглянула на Скворцова:

— Сколько у тебя было жен? Давай, Костик, говори. Мы знаем о двух официальных. А гражданские? Я уже и считать перестала баб, которых с тобой видела. И при этом тебе только двадцать семь лет! — Кулакова театрально покачала головой.

— А какое отношение моя личная жизнь имеет к данному делу? — возмутился Константин.

— Какое? — Ларису было не остановить. — Да самое прямое! Не нам ли с Пашкой ты недавно сознавался, что любил каждую? А потом оправдывался, мотивируя расставания с ними их же недостатками, которые сразу не бросались в глаза? Где же твоя интуиция? Тебе трудно признать, что ты вообще ее не имеешь! А твой аналитический ум? Его у тебя никогда и не было.

На языке Константина вертелись обидные слова, но он усилием воли заставил себя сдержаться. Лариса перекинулась на Киселева.

— Твоя личная жизнь тоже не пример для подражания, — кричала она.

— Возможно, но вчера я помирился со своей бывшей женой, — спокойно заметил Киселев.

— Надолго? — продолжала надрываться Лариса. — Впрочем, желаю счастья. Да, кстати, а как же твоя пассия Лина? Конечно, нет ничего проще: сегодня ты поговоришь с ней и вышвырнешь вон. Как в таких случаях говорят? Поматросил и бросил! И плевать на ее чувства и надежды. Мужикам все дозволено. Одну бросят — другую найдут.

— Ты всегда знала, что я любил Настю, — сказал Киселев.

— Любил, безусловно, страдал тайно, за кленом стоял, а потом шел домой и трахал продавщицу. Она-то небось не знала, как ты бывшую жену каждый день глазами провожаешь? Но мужикам можно. И Настена твоя тоже думала о тебе и жила с другим? Чего отворачиваешься? Верность только бабам сохранять пристало, а у мужика другая натура, ему, видите ли, без секса не прожить.

— По-моему, поднятая тобой тема к делу не относится, — подал голос Константин.

— Еще как относится, — возразила Лариса. — Вы свое счастье ищете, пробуете по сто раз семью создавать. И я собираюсь за счастье бороться.

Скворцов не выдержал. Подойдя вплотную к девушке, он заорал:

— Так ты, дура, с убийцей семью создавать собралась! Ты собралась, а его мнения никто не знает!

Лариса поднялась и вышла из кабинета, с силой хлопнув дверью.

— Ну вот, хороший разговор получился, — печально проговорил Кравченко, — я же вас просил, ребята…

— Вы и сами повышали голос, — напомнил ему Павел. — А в Лариску будто черт вселился. Ничего слушать не хочет.

— Глаз с нее не спускать, — приказал полковник. — Чую, ждет нас еще работа.

Алексей Степанович едва успел произнести эти слова, как открылась дверь и вошла Кулакова. С решимостью во взгляде она положила на стол Кравченко листок бумаги.

— Что ты тут такое написала, Лариса? — спросил полковник, надевая очки.

— А вы вслух прочтите, — ухмыльнулась женщина. — Ухожу от вас. Я дура, вы умные. Вот и ищите другую. Заявление об увольнении сейчас подпишете или позже прийти?

— Заявлению твоему я хода не дам, — Кравченко жестко посмотрел ей в глаза.

— Значит, я продолжу сюда за зарплатой ходить, — рассмеялась Кулакова. — В вашем задании я больше не участвую. И следопытов за мной не посылайте.

Кравченко поднялся со стула и подошел к Ларисе. Его лицо побагровело.

— Вы пока еще носите погоны! — громким начальственным голосом обратился он к оперативнице. — И вы еще моя подчиненная. Как старший по званию требую прекратить разговоры и исполнять приказы!

Лицо Ларисы побелело. Она открыла рот, намереваясь что-то сказать, но Алексей Степанович опередил ее:

— Заявление об увольнении отменяется. Идите и пишите другое, с просьбой предоставить отпуск. Его я подпишу. Это первое. Второе. Вы только сегодня поставили своих коллег в известность, что не хотите продолжать операцию. Смею напомнить: это не ваша прихоть, а приказ начальства. Так как вы честно признались, что не будете нам помогать, мы должны подумать, как изменить ход операции, и на это нам нужно не менее трех дней. Как ваш начальник приказываю: в течение трех дней не предпринимать самостоятельных действий, могущих привести к срыву операции. Через указанное время доложить о предпринимаемых вами в будущем шагах. А теперь вы свободны. Идите и переписывайте заявление, — он развернулся к Ларисе спиной, чего не делал никогда, но это ее не смутило. Быстрым шагом женщина покинула его кабинет, направившись к себе. Для написания нового заявления ей понадобилось пять минут, и вскоре новый листок лежал перед полковником, который не медля подписал его. Кулакова, не говоря ни слова и чувствуя огромное облегчение, поспешила выйти из здания.