Ветры врезались в него, когда он начал второй шаг, и он повалился на землю, пошедшую вокруг него разломами. Я тоже упал на втором шаге, потому что земля подо мной разверзлась.

Пока мы лежали, остров задрожал и встряхнул наш каменный выступ, и тот пополз вниз, и остановился, и из трещин в нем повалил дым.

Когда мы поднялись и сделали третий шаг, мы стояли на почти ровной поверхности. Мой четвертый шаг расколол скалы вокруг него; а он своим шагом обрушил на меня камни с вершин. Мой пятый шаг был ветром, а шестой – дождем; его шаги были огнем и землей.

Вулканы озаряли нижнюю часть неба и сражались с моими молниями за верхнюю. Ветры хлестали воду под нами, а мы продолжали приближаться к ней с каждым сотрясением острова. Я слышал ее плеск за ветром, за громом, за взрывами и непрерывным кап-капаньем дождя. За спиной моего врага все еще горело наполовину обвалившееся шале.

С моим двенадцатым шагом поднялись вихри; с его двенадцатым шагом начал колыхаться и трещать весь остров, а испарения сделались гуще и удушливей.

А потом что-то коснулось меня так, как меня не дозволено касаться, и я огляделся в поисках святотатца.

Зеленый человек стоял на обломке скалы, сжимая в руках оружие. Мгновением раньше это оружие висело у меня на поясе, неприемлемое в подобном сведении счетов.

Сначала зеленый направил его на меня. Потом его рука дрогнула и, прежде чем я успел сразить его, метнулась вправо.

Из пистолета вырвалась полоса света, и мой враг упал.

Но его спасло движение острова. Когда он содрогнулся, зеленый человек повалился и выронил оружие. А потом мой враг вновь поднялся, оставив свою правую кисть на земле. Он зажал обрубок левой рукой и шагнул ко мне.

Вокруг нас начали открываться разломы, и тогда я увидел девушку.

Она выбежала из горящего дома и огибала нас справа, направляясь к тропе, по которой я спустился. А потом ненадолго застыла, глядя, как мы медленно приближаемся друг к другу. Теперь, когда перед ней распахнулся разлом, она привлекла мое внимание, и что-то внутри меня закричало, ведь я знал, что не сумею дотянуться и спасти ее.

…А потом оно вырвалось на свободу, и я вздрогнул и бросился к ней, потому что Шимбо исчез.

– Кэти! – успел прокричать я, прежде чем она пошатнулась и упала.

…А взявшийся неизвестно откуда Ник подскочил к краю и ухватил запястье ее вскинутой руки. На мгновение мне показалось, что он ее удержит.

На мгновение…

Дело было не в том, что ему не хватило сил. Они у него имелись в избытке. Дело было в весе и инерции, в балансе.

Я слышал, как он извергает проклятия, пока они падали.

Потом я поднял голову и повернулся к Шендону, и смертельная ярость воспламенила мой хребет. Я потянулся за пистолетом и вспомнил, как будто во сне, что с ним стало.

А затем Шендон сделал очередной шаг, и падающие камни зацепили и придавили меня, и, падая, я ощутил, как ломается подо мной моя правая нога. Кажется, на мгновение я отключился, но боль привела меня в чувство. К этому времени он уже успел сделать еще один шаг, подойдя совсем близко, а мир вокруг меня рушился в ад. Я взглянул на обрубок руки Шендона, на его маниакально-депрессивные глаза, на рот, наконец-то открывшийся, чтобы заговорить или рассмеяться, поднял левую руку, поддержал ее правой и сделал необходимый жест. Я завопил, когда кончик моего пальца вспыхнул, а голова Шендона повалилась с плеч, подпрыгнула, прокатилась мимо меня – глаза ее все еще были открыты и не сводили с меня взгляда – и последовала за моими женой и лучшим другом в разверзшуюся бездну. То, что осталось, рухнуло на землю рядом со мной, и я долго смотрел на него, прежде чем меня поглотила тьма.

VIII

Когда я очнулся, был рассвет, а меня все еще поливало дождем. Правая нога пульсировала примерно в восьми дюймах над коленом, и это было плохо – и в смысле места, и в смысле боли. Однако дождь был просто дождем. Гроза миновала. Земля перестала трястись. Но когда я сумел приподняться, то, потрясенный, на мгновение забыл о боли.

Большая часть острова исчезла, погрузилась в Ахерон, а в том, что осталось, невозможно было узнать мое творение. Я лежал футах в двадцати над водой, на широком каменном карнизе. От шале ничего не осталось, а передо мной распростерся изуродованный труп. Я отвернулся от него и оценил свое затруднительное положение.

А потом, пока факелы ночного кровавого пира все еще коптили и вспыхивали, оскверняя утреннее небо, я медленно вытянул руки и начал один за другим откидывать засыпавшие меня проклятые камни.

Боль и монотонные действия отупляют разум, позволяют ему блуждать.

Даже если они и были настоящими богами – какая разница? Что мне до того? Я оставался ровно таким же, каким был тысячу с лишним лет назад, когда родился, – увязшим в уделе человеческом, то есть в грязи и боли. Если боги и вправду существовали, мы были интересны им только как пешки в их играх. А пошли они все.

– Тебя это тоже касается, Шимбо, – сказал я. – Никогда больше ко мне не приближайся.

С чего это я должен искать порядок там, где его никогда не существовало? А если он и существовал, это был порядок, в котором для меня не было места. Я вымыл руки в скопившейся неподалеку луже. Вода приятно охладила мой обожженный палец. Она была реальной. Такой же, как земля, воздух и огонь. Вот и все, во что мне нужно было верить. Вернемся к основам. Ни к чему выпендриваться и все усложнять. Основы – это то, что можно пощупать и купить. Если у меня получится достаточно долго опережать Залив, я захвачу этот рынок, и сколько бы Имен мне ни противостояло, они обнаружат, что вся собственность зарегистрирована на мое имя. И пусть они воют и скулят. Большое Древо, Древо познания Добра и Зла будет принадлежать мне. Я откатил последний камень и потянулся. Я был свободен.

Теперь мне оставалось только найти колодец силы и отдыхать до полудня, когда с запада прилетит «Модель Т». Я открыл свой разум и нащупал колодец где-то слева от себя. Ощутив, что ко мне вернулись силы, я сел и обеими руками выпрямил сломанную ногу. Когда боль унялась, я отрезал штанину и увидел, что кожа не прорвана. Я перебинтовал ее настолько хорошо, насколько это было возможно без помощи шины – то есть не очень хорошо, – выше и ниже перелома, медленно, медленно перевернулся на живот, оперся на руки и так же медленно пополз в направлении колодца, оставив то, что