Не теряя ни одного мгновения, Тверд бросился на землю и откатился в сторону. Если учесть, с какой готовностью пропели над его головой два меча, сделал он это очень вовремя. Едва поднявшись на ноги, тут же скользнул влево, стараясь, чтобы хоть на краткий миг выгадать удобную позицию – чтобы один гридень оказался между ним и другим стражником. И только после этого пошел в наступление. Короткий меч сначала свистнул у самого виска, затем едва не пробил по касательной живот – уворачиваться удавалось в самый последний момент, да и то благодаря многолетней выучке. Встретив третий выпад зажатым в кулаке ножом, он немного надавил на вражий клинок, заставляя гридня сосредоточиться на этой его руке. И, как только тот напрягся, не позволяя ножу выскользнуть из сцепки, свободной рукой выхватил из-за спины собственный кинжал и с коротким замахом всадил его в незащищенное бедро противника. Вскрик, и гридень отшатнулся назад, подволакивая ногу.

Остался один. От его широкого молодецкого замаха Тверд уворачиваться не стал. Напротив – шагнул навстречу. Железо вспороло воздух где-то за спиной, а он принял на подставленное плечо руку молодца. Вышло так, что – на излом. Продолжая движение, подсел под налетевшее на него грузное тело – в кольчуге да со щитом – и швырнул его через себя. Воздух вырвался из груди грохнувшегося на утрамбованную землю гридня с хриплым свистом. Покуда стражник не всосал его обратно, Тверд опустил тяжелое навершие кинжала на стрелку шлема. Вычурная, тонко сработанная ковка удара не выдержала и прогнулась внутрь, расплющив нос.

Единственный оставшийся в сознании стражник щерился, скалился и рычал, ухватившись одной рукой за рукоять торчавшего в его ноге стилета, а другой пытаясь прикрыться выставленным вперед мечом от возможного нападения. Тем самым мечом, что Тверд приглядел сразу – на ромейский манер коротким, хоть и сработанным менее вычурно.

Тверд поднял с земли щит и, коротко размахнувшись, запустил им прямо в раненого охранника. Тот, хрипло выдохнув, отбил летящий в него предмет, громыхнув по его железной окантовке мечом.

И в следующий же миг вторая его нога раскололась новой вспышкой боли, подломилась, и гридень плюхнулся на высушенную колею, что оставили тяжелые тележные колеса. Теперь нож, что метнул в него вслед за щитом ночной тать в дрянном доспехе, торчал и из второй его ноги. Портки мигом напитались кровью, а горло заполонил рвущийся наружу дикий крик. Душегубец же спокойно подошел к нему, поднял с земли меч. Сознание гридня, прорываясь сквозь пульсирующие в обеих ногах вспышки боли, понимало, что сейчас разбойник добьет его этим самым клинком. Его собственным. Но эта гнида вдруг проявила странную безучастливость, спокойнехонько развернувшись и направившись туда, куда они втроем пытались его не пропустить.

За спиной послышался торопливый топот. Подоспела помощь? «Вот уже не сказать, что вовремя», – сжав зубы, ругнулся про себя раненый. Но все оказалось еще хуже. Резко обернувшись назад, чтобы встретить новую опасность, ночной тать тут же расслабился и опустил меч. А в круг света вышел дюжий воин в короткой кольчуге, с мечом и клевцом в обеих руках. Прохладное вечернее поветрие слабо трогало длинные усы и свисающий с лысой макушки чуб.

– Я, кажется, сказал, коня добыть, – недовольно бросил порубивший их бородач.

– Да куда они денутся, привязанные? Свел в другое место, и делов-то. Тут-то веселее, чем в лесу. И леших всяко поменьше шебуршит.

Бросив беглый взгляд вокруг, он остановил цепкие холодные глаза на постанывающем и покряхтывающем от боли гридне.

– Опять милость решил явить? – недовольно бросил он, и Полозов дружинник мгновенно ощутил внутри пустоту. Такую, словно за ним пришла неминуемая смерть.

– А что он сделает? Догонит нас? Или за подмогой кинется? Там, внутри, сдается мне, и без него найдется кого прирезать.

Смерив гридня взором охотника, преследовавшего оленя два дня и нашедшего его уже разодранным и даже успевшим протухнуть, длинноусый варяг направился следом за бородатым татем. В кузню. Дружиннику осталось только проводить убивцев тяжелым взглядом и подумать со злорадством, что выйти из этой двери им будет куда сложнее, чем в нее войти.

* * *

Печь еще пылала жаром, но мехи топорщились сдутым кожухом. На краю горна, уперев концы в искрящиеся бурыми росчерками угли, лежала пара болванок, да какая-то не то кочерга, не то прут заготовки. В тусклых багровых сполохах, расчертивших стены сруба нездешними узорами, виднелись навешанные на стену молоты, клещи, зажимы и зубила. Разных размеров и загибов. К наковальне уютно привалились изъеденные гарью формы для плавки.

А еще – закованный в темно-серую кольчугу норд. С заплетенными в тугие косы усами, которые обрамляли короткую светлую бороду. Голубые глаза щурились насмешливо и с брезгливым вызовом.

– Какого хрена, – выдохнул за спиной Хват.

Хёгни.

Норд хазарского тархана.

Тверд посмотрел на зажатый в кулаке короткий меч и вдруг почувствовал себя вооруженным вилкой ловцом на медведя.

– Значит, погиб варяг, да? И лучник с ним за Серую отправился? – Полоз вышел из тени и встал плечом к плечу с нордом. – А я-то все думаю – кто же это в нас так лихо по ночной темени стрелами садит? Вот, значит, как просто все объясняется. Полонянин мой даже в порубе не угомонился.

– Что он тут делает? – не собираясь спорить с заговорщиком, кивнул в сторону викинга Тверд.

Полоз взглянул на норда так, будто его спросили, какой дурак догадался поставить в кузне… наковальню.

– С чего это вас вдруг заинтересовали мои люди?

– Чьи люди? – насмешливо фыркнул Хват.

– Мои, – спокойно перевел на варяга холодный взгляд боярин. – А на вашем месте я бы лучше интересовался совсем не моими людьми, а вашими.

Сказав это, Полоз шагнул в сторону, и оказалось, что в отступившей вслед за ним тени таился еще один человек. Человек, которого Тверд ожидал здесь увидеть не больше, чем Хёгни. Чертыхание Хвата сквозь зубы лишь подтвердило это.

– Я смотрю, с этим человеком вы тоже успели свести знакомство?

– Ты что, жердь колодезная, творишь? – процедил сквозь зубы Тверд. – Если ты знаешь, кто это – а я уверен, что знаешь – то должен ведать и то, что его власть выше княжеской. Так какого хрена тут вообще происходит?

Человек в тени что-то процедил сквозь разбитые губы, пустив на бурую рубаху нитку кровавой слюны. Он стоял у одного из столбов, подпиравших стропила крыши, а руки его были накрепко привязаны над головой. Судя по тому, что бурая его рубаха некогда была белой, то били его долго и со знанием дела. А судя по подпаленным черным отметинам на этой сорочке, пузырившимся кровавыми волдырями ожогов, то дело зашло гораздо дальше простого охаживания кулаками. Строго говоря, Тверд бы никогда и не признал в этой измочаленной жертве палача прущего напролом сквозь любые преграды новгородского гильдийца Прока. Того самого, что в одиночку решил остановить остатки воинства Илдугана. Выходит, кого-то он недооценил. Может, самого тархана, а может, и этого вот его нордского подручного, что продолжал не то со скучающим, не то с насмешливым видом изучать мнущихся на пороге Тверда и Хвата.