не воевали, а лишь помогали тем, кто воевал. Как бы Шербера ни хотела, как бы ни отрицала, правда была такова. Она могла уметь держать в руках меч, но ее место было рядом с такими же, как она.

В дверь позади нее тихо и быстро постучали, а потом, не дожидаясь ответа, открыли. Шербера удивленно воззрилась на запыхавшуюся Дшееш, прижимающую руки к груди.

— Акрай! Твой господин Олдин ранен! Кто-то из воинов вопреки запрету напился спирта и ударил его камнем в лицо! Ты нужна нам, пока он не истек кровью!

Олдин!.. Шербера заметалась по комнате, надевая обувь и одновременно хватая теплую одежду, чтобы надеть на ходу.

— Быстрее, акрай, быстрее! — торопила ее Дшееш. — Рана очень серьезная.

Близкий, который должен был охранять ее комнату, куда-то делся, но у Шерберы не было времени его ждать. Олдину нужна была ее помощь.

Он может истечь кровью.

Он может умереть.

Они выскочили из дома и быстрым шагом, почти бегом, направились куда-то по узкому, занесенному снегом переулку меж пустых домов. У одного из них Дшееш остановилась и обернулась.

— Здесь.

— Здесь? — Но Шербера не видела в доме ни света, ни людей. — Где, Дшееш?

Она едва успела осознать чье-то опасное присутствие сзади, как ей на голову накинули мешок. Удар рукоятью афатра в висок — и она упала на колени. Удар ногой в лицо — и Шербера свалилась на бок, не способная от боли даже закричать.

Ловушка!

Она услышала чей-то очень знакомый голос, полный радости и удовольствия от ее боли, а потом ее ударили снова, и пламя драконов вспыхнуло перед глазами, поглотив весь мир.

ГЛАВА 18

Фир в который раз отпил ягодного отвара из чаши, чтобы унять непонятное и неприятное жжение в груди. Зверь тоже его чувствовал и ворочался, но в последнее время он всегда был беспокоен из-за магии змей, появившейся в Шербере. Эта сила ему не нравилась... хотя нет, скорее, он ей просто не доверял, как не доверяет животное с теплой кровью тому, чья кровь холодна.

И пусть они оба знали, что Номариам никогда не причинил бы их избранной зла, зверь помнил, как зеленая магия чуть не убила Шерберу и как сделала больно ему.

Змеи. Им было так трудно верить. Зверь верил, но всегда был настороже.

Сама же Шербера, казалось, почти сразу же забыла о том, что случилось тогда, в палатке Хесотзана, и после, когда она чуть не умерла. И она была по-прежнему ласкова со зверем и нежно прикасалась к тому месту на груди Фира, где он тыкался лбом, и прикладывала ухо, чтобы послушать, как он урчит.

Фир любил ее.

Зверь любил ее.

Но если Фир был горд и не показывал своей тоски по Шербере, пока она была с другими, то зверь не скрывался: выл вместе с ветром, скребся лапами, рычал...

— Он злится?! — удивленно восклицала она, отнимая ухо от груди Фира. — Но почему?

— Потому что он упрямый пустынный кот, — заявлял тот, и рычание и вой становились злее и громче.

— Упрямый конь, упрямый кот, — бормотала Шербера, проводя пальцами по новому тонкому шраму, идущему по груди Фира наискосок к шее. — И хозяин их тоже упрямый и гордый.

— Не слишком гордый, раз позволяет своему зверю вести себя, как котенку, который соскучился по ласке.

— Говорят, даже безжалостный черный фатхар любит, когда Инифри чешет ему за ухом... — Она наклоняла голову и касалась его шрама губами, и их обоих сметало горячим ветром.

В груди снова засвербело, и Фир отвлекся от мыслей о своей акрай и нахмурился.

Магия?

Он огляделся вокруг, думая, что, может быть, и вправду чувствует какое-то магическое присутствие, но змеемаг Харзас сидел спокойно, как и другие маги... да и вряд ли кто рискнул бы творить чары при Олдине. Мальчишка знал свое дело. Слишком часто в последнее время отвлекался на Шерберу, но знал.

Фир перевел на Олдина взгляд, прищурился, внимательно разглядывая. Магу, казалось, тоже не сиделось на месте, лицо его было сосредоточенным и напряженным.

Все-таки магия?

Он пытался слушать, что говорят за столом, но зверь разволновался не на шутку: требовал, просил его пойти к Шербере, и все уговоры Фира и напоминание о том, что они увидят ее завтра, не помогали. Наконец он сдался, поднялся с места, предупредив фрейле, что сейчас вернется, и вышел в коридор, сразу же быстрым шагом направившись к лестнице на второй этаж.

Шербере достаточно будет коснуться зверя, и он успокоится. Бороться было бесполезно — схватка только измотает обоих и сделает их слабыми перед днем дозора. Он просто позволит ей себя коснуться. Просто позволит...

Уже на лестнице Фир услышал за собой торопливые легкие шаги. Это был Олдин, и то, что он почти бежал, было плохо.

— Ты к Шербере? — Его голос дрожал от сдерживаемой магии. — Ты тоже это чувствуешь, воин?

Проклятье Инифри! Фир даже не затруднил себя ответом. Он в три широких шага добрался до второго этажа и оказался у двери в комнату Шерберы.

— С дороги! — рявкнул оторопевшему охраннику и распахнул дверь, готовый ко всему... и застыл, схватившись рукой за меч, когда зверь злобно и раздраженно завыл, что предупреждал же, просил же, чувствовал...

— Где акрай? — раздался позади него громкий голос Олдина.

Воин что-то забормотал о том, что она вернулась и больше не выходила, когда Фир развернулся и одним ударом кулака в челюсть отбросил его к стене.

Он выхватил меч, позволяя зверю вырваться на свободу, а человеку — укрыться за туманом безумия, и с размаху воткнул его в грудь завопившему от боли воину. Фир знал, куда бить: не в сердце, а так, чтобы целители смогли подлатать плоть, не насмерть, но так, чтобы боль была смертельно сильна и не давала лишиться чувств.

— Где она? — зарычал он воину в лицо нечеловеческим рыком. — Отвечай!

Но тот только вцепился в меч мгновенно порыжевшими от крови пальцами и захрипел.

— Ты должен был оставаться здесь всю ночь! Всю. — Фир чуть повернул меч в ране, чувствуя, как тот упирается в ребра. — Ночь. Зачем ты ушел?

— Ты убьешь моего хорошего воина, карос каросе! — донесся до него сквозь туман голос фрейле. — Остановись! Ты не знаешь, что именно случилось.

— Я чувствовал ее боль! — заревел