– Ты не могла бы мне помочь с переводами?

– Большой текст?

– Даже не текст, а материалы в Интернете. Просто просмотри со мной и коротко перескажи. Полчаса, не больше.

– О’кей, на полчаса, – согласилась гречанка.

Она встретила Настю внизу.

– За покупками сбегала, – объяснила она, – с утра во рту маковой росинки не было, если не считать апельсинового сока. Не отрываясь работала.

– В воскресенье?

– А когда еще? – усмехнулась Ника. – Заходи.

– Срочная работа?

– Конечно, и, самое главное, очень хорошо оплачиваемая. Никогда не думала, что за переводы на греческий могут столько платить! – возбужденно тараторила сияющая от радости Ника. – Откликнулась на объявление, сразу предложили контракт, им понравился мой опыт переводов технической литературы. Кому-то быстро понадобилось переводить на греческий несколько статей из научного вестника! И за срочность платят двойной тариф! Я даже сначала подумала про розыгрыш, потребовала аванс, заплатили без проблем! Так что выходной не выходной, а за такие деньги я и по ночам готова работать! Тем более текст – легче не придумаешь, половина: числа и математические формулы, половина – одни повторения. Я уже почти все перевела, и 800 евро в кармане! И это не все, на следующей неделе еще должны прислать!

– Что за контора?

– Какой-то фонд! Богачи, деньгами разбрасываются! Хотя критиковать не буду, на мою же удачу! Показывай, что нужно перевести.

– Хочу побольше узнать о византийской музыке?

– Эд на ней собаку съел, – произнесла Ника, и глаза вмиг потухли.

– Извини, что сыплю соль на рану, – спохватилась Настя.

– Ничего, я большая девочка, справлюсь, – пожала плечами Ника, – показывай.

Они пролистали несколько сайтов, Ника переводила, а Настя записывала на диктофон. Через полчаса материала набралось больше чем достаточно.

– Спасибо, – с чувством произнесла Столетова.

– Давай кофе вместе выпьем, – предложила Ника.

– Не откажусь.

– А почему ты тоже заинтересовалась византийской музыкой?

– Старицкий на идею навел.

Никин бокал наклонился, и коричневая струя торжествующе оставила яркое пятно на голубой обивке дивана. Девушки засуетились, лихорадочно вспоминая бабушкины рецепты, промокая пятно, засыпая его солью и прыская пятновыводителем.

– Вот раззява, черт меня побери! – расстроенно бормотала Ника. – 800 евро заработала, а диван испортила!

– Да подожди ты расстраиваться, отнесем чехол в химчистку.

– Точно, завтра же этим займусь! – ухватилась за идею Ника.

Выйдя на улицу, Настя вытащила только что купленный одноразовый мобильник и набрала номер Бодлера. Хакер ответил сразу же.

– Откуда догадался, что это я? – поинтересовалась Столетова.

– Так, профессиональный секрет.

– Хотя какая я дура, банковская карта? – усмехнулась она.

Ответом было красноречивое молчание. Перевела разговор на другое:

– Что известно Борелю о совместных опытах Старицкого и де Вельтэна?

– «Отец Браун» уже встречался с музыкантом. Разговор был неофициальным, но, похоже, Старицкий вне подозрений. Алиби у него железное, он давал скрипичный концерт в Авиньоне, после которого состоялся фуршет и прочие увеселения. Относительно его встречи с Никой утверждает, что встреча состоялась по просьбе де Вельтэна. Ника передала ему несколько нотных записей, которые он должен был опробовать.

– И все? – разочаровалась Настя.

– Ты ожидала чего-то большего?

– Не знаю, чего я ожидала, – разочарованно произнесла она, – ну а с Вальтером Дильсом как?

– Тебе это понравится больше. В момент смерти Вельтэна он был в Клюни, причем один и в отеле. Хотя цель поездки была вполне официальная, на следующее утро он должен был участвовать во встрече со студентами Высшей школы искусств и ремесел.

– Ну а «отец Браун»? Он знает о связи Дильса и де Вельтэна?

– Теперь знает, – скромно ответил хакер.

– Ты стал осведомителем полиции?

– Чего не сделаешь в интересах дела, – заметил Бодлер.

Ноябрь 1147 года, аббатство Клюни, владения Французской короны

После насущных забот дня, в момент полагающегося всем монахам послеполуденного отдыха, Бернар уединился в собственной каморке. Спать он не собирался. Важнее было продвинуться в собственном расследовании. И сейчас он чувствовал необходимость спокойно поразмыслить в уединении. Инфирмариус помнил уроки логики своего учителя: «Когда задача кажется тебе невыполнимой, а проблема неразрешимой, разбей ее на более мелкие части и рассматривай их одну за другой». Бернар решил последовать совету. Он вытащил сумку с письменными принадлежностями, устроился за столом, предварительно отодвинув в сторону горшочки с мазями и отварами. Положил перед собой кусок чистого пергамента и наточил гусиное перо. Еще раньше санитарный брат заметил, что все эти последовательные действия и сама атмосфера настраивали его на размышления. Теперь он был готов. Рука сама собой вывела «Primo», и он задумался.

Primo, в аббатстве появляется Гийом Ожье с учеником. Парижанина интересуют древние тонарии. Его принимают как почетного гостя. Кантору Гонорию поручают помочь Ожье в расшифровке тонариев. Возникало закономерное: почему теолога интересует священное пение? После вчерашнего разговора с Клементом кое-что прояснилось в сознании Бернара. Внимание к тонариям было не случайно. Если Сюжер и его посланники были уверены, что в певческих книгах была зашифрована магическая мелодия, то в стремлении ими овладеть ничего удивительного не было. Бернар представил себе следующую картину: поле битвы, выходит певец, выводит пару мелодий, и противная сторона бросает оружие или вообще падает бездыханной. Такое раньше казалось сказкой. Зато теперь, получалось, было явью. Только во благо ли было владение этим секретом? На этот вопрос ответа у него не было. Далее углубляться в эту мудреную область Бернар не стал. Только время зря потеряет и ни к какому точному выводу не придет. Решил не растекаться мыслию по древу, проскрипев пером по пергаменту и выведя «Secundo».

Secundo, в это же утро крестьяне принесли в монастырь тело бродяги. Конечно, на первый взгляд между этими двумя событиями не было никакой связи. Но оставить без внимания предупреждение Бригитты он не мог. Плюс ко всему бродяга был известен и дорог аббату. Отсюда и непонятный приход аббата в мертвецкую, и неподдельная печаль в глазах. Правда, имя Петр Достопочтенный назвать отказался. Но имело ли оно значение в расследовании Бернара? Единственное напрягало: почему аббат отказывался от наказания убийц. Были ли они слишком влиятельными? Одно дело – наказать разбойника и простого крестьянина, другое – обвинить в преступлении рыцаря или, еще того хуже, влиятельного сеньора. Скорее всего речь шла именно об этом. Тогда оставалось надеяться на карающую руку Божественного правосудия. Бернар прочитал молитву за упокой невинно убиенного и, перекрестившись, продолжил свой труд.