за кошельками и паспортами». В «иерархии сексуальной пригодности» они занимали более высокое место, чем китаянки и японки, но ненамного выше, а японки к тому же слыли более чистоплотными[330].

В экономическом отношении русским в Шанхае жилось тяжело, особенно в первые годы, и их затруднительное положение не раз обсуждалось в Верховной комиссии по делам русских беженцев Лиги Наций. Высказывалось даже предложение, чтобы их как своего рода нарушителей общественного порядка (только международного уровня) переселили в Аргентину[331]. Русские мужчины, не владевшие английским (языком международного общения в Шанхае) и чаще всего имевшие за плечами только опыт военной службы, были вынуждены заниматься тяжелым физическим трудом: становились складскими рабочими, сторожами, охранниками банков или телохранителями богатых китайцев. Женщинам – даже из бывшей аристократии – тоже часто приходилось трудиться из-за неустроенности мужей или отцов: они становились портнихами, мастерами маникюра, экономками в состоятельных семьях (в том числе в семьях преуспевающих предпринимателей из русских евреев, к каким относился, например, отец Сэма Мошинского), профессиональными танцовщицами в дансингах или проститутками[332]. В семье Сейфуллиных глава семьи Леонид (служивший в прошлом у атамана Семенова) зарабатывал на жизнь, преподавая рисование во французской школе, а его жена вначале работала мастером маникюра, а потом закончила курсы сестер милосердия и устроилась в Британский военный госпиталь в Шанхае. Один его брат уехал в Сербию, где поступил в уцелевший Русский кадетский корпус, а другой брат, тоже бывший кадет, остался в Шанхае и играл в городском духовом оркестре. Владимир Жиганов (позднее – автор книги «Русские в Шанхае», а еще позже – энергичный полемист, критиковавший других членов русской общины в Австралии) воевал на фронтах Первой мировой, а затем Гражданской войны (на стороне белых). Приехав в Шанхай, он работал охранником в британской фирме Jardine, Matheson[333].

Для бывших офицеров самым привлекательным вариантом было вступить в какое-нибудь военное подразделение или устроиться в полицию. Драматические события 1927 года, когда националисты Чан Кайши набросились в Шанхае на своих прежних союзников коммунистов, дали этой категории русских возможность выказать свое мужество и антикоммунистическое рвение, хотя это и не принесло им всеобщей симпатии.

Седьмого ноября, в десятую годовщину большевистской революции, белые русские приняли заметное и беспорядочное участие в нападении на советское консульство в Шанхае. Казаки во главе с генералом Глебовым объединились в особый отряд в Шанхайском добровольческом корпусе – изначально британской организации, созданной для защиты местных иностранных анклавов. Впоследствии этот отряд приобрел статус постоянного, в 1929 году в него входили 150 бойцов, а в первые месяцы им командовал капитан Николай Фомин. У казачьего отряда была своя форма, а также православная часовня, музей, библиотека, столовая, спортивная организация и оркестр. Хотя офицерам даже в ранге полковника приходилось служить там рядовыми, это, по крайней мере, была постоянная работа с окладом и правами. Отряд часто выполнял полицейские обязанности, и некоторые служившие в нем позднее поступили на работу в британскую или французскую муниципальную полицию[334]. Князь Георгий Ухтомский, приехавший в Шанхай из Харбина в 1933 году, стал одним из счастливчиков, которым удалось получить место в русском отряде французской муниципальной полиции. Туда же попал и «непримиримый антикоммунист» Аркадий Пикар (бывший семеновец, как и Леонид Сейфуллин). Некоторым русским повезло найти работу в Шанхайском городском совете, который предоставлял своим сотрудникам оплачиваемые отпуска и потом назначал пенсии[335].

Шанхай был важным центром международного революционного движения, воплощением которого был созданный в СССР Коминтерн, и важнейшим видом деятельности в городе была купля-продажа разведданных. В этой международной игре в шпионаж и контршпионаж участвовали многие русские, больше всех из них прославился Евгений Кожевников (известный также как Хованс, а еще как Юджин Пик)[336]. В Тяньцзине на британскую разведку работал Георгий Бинецкий; в Шанхае на французов работали Валентин Федуленко, приближенный генерала Глебова, и Григорий Бологов из Шанхайского комитета по делам русских эмигрантов[337]. Советские разведывательные службы размещались при советском консульстве (которое закрылось в 1927 году, но снова открылось в 1932 году, когда дипломатические отношения между двумя странами были восстановлены), и одна из стратегий советской разведки заключалась в том, чтобы переманивать белых русских и затем внедрять их в ряды Шанхайской муниципальной полиции. И это ведомство, в свою очередь, вовсю занималось контршпионажем – как отмечали некоторые, в ущерб своим прямым обязанностям, то есть борьбе с преступностью[338].

Преступность – бандитизм, торговля наркотиками, проституция, похищения людей, убийства – были такой же неотъемлемой частью жизни Шанхая, как и шпионаж, и порой первое было тесно связано со вторым. В 1920-е годы уровень преступности в городе заметно вырос, и в этом была «заслуга» в том числе и русских, особенно в том, что касалось торговли сексом. Шанхай манил молодых женщин из Харбина. Многие ехали туда, заключив контракт с агентами, которые сулили им блестящую карьеру, но в итоге на месте все сводилось к банальной проституции. Ситуация складывалась довольно тревожная, и она получила настолько широкую огласку, что в 1930 году в Шанхай явилась комиссия Лиги Наций по расследованию торговли женщинами и детьми на Востоке и начала расследовать случаи торговли «белыми рабынями». В отчете комиссии, выпущенном в 1935 году, сообщалось, что в Шанхае работают 755 русских профессиональных проституток, главным образом в районе Хункоу и во Французской концессии, и еще 890 женщин занимаются этим ремеслом время от времени, что в общей сложности составляло около 22,5 % от общего количества проживавших в Шанхае русских женщин в возрасте от 16 до 45 лет[339].

В 1930-е годы положение русских в Шанхае несколько улучшилось: люди понемногу освоились. Иван Гартунг, переехавший в Шанхай в начале 1930-х, сумел получить профессию инженера во французском колледже и устроился на работу архитектором во Французской концессии. Некоторые эмигранты нашли работу в Шанхайской энергетической компании. Обычно туда брали инженеров, иногда бывших военных, чаще всего тех, кто получил специальность в Харбине. Среди тех, кто устроился в Шанхайскую энергетическую компанию, было и несколько лидеров русской общины – например, капитан Николай Фомин и барон Алексей Медем, бывший морской офицер русского флота, живший в Шанхае с середины 1920-х годов[340].

По-настоящему разбогатеть в Шанхае удавалось чаще всего русским евреям, которые, как вспоминал Сэм Мошинский, «охотно хватались за любые возможности, какие только представлялись в этом невероятном экономическом климате с полной свободой конкуренции, и в итоге обычно преуспевали». Среди богатейших и самых уважаемых граждан Шанхая были багдадские евреи – например, семьи Сассун и Хардун. Хотя русским евреям (в большинстве своем