середине 1930-х годов учились 100 русских детей. В другой французской школе, Эколь Реми, был целиком русский состав учащихся (всего 350 человек), а преподавательский коллектив полностью состоял из французов. Сэм Мошинский учился сначала во французской школе, потом в британской, и после того, как в конце 1940-х она закрылась, в Шанхайской еврейской школе, основанной сефардом-миллионером[361]. Но были русские родители, которые не желали, чтобы их дети говорили по-английски лучше, чем по-русски, своих детей они отправляли учиться в русские школы – например, в Реальное училище на Юлинь-роуд или в гимназию для девочек Лиги русских женщин[362]. Эти же школы посещало небольшое количество китайцев, и Ларри Сицкий, учившийся в русской школе в Тяньцзине, подружился с несколькими из них. Другие русские в Тяньцзине, в том числе Гэри Нэш, ходили в марианский колледж Святого Людовика, где обучение велось на французском и английском языках[363].

По-видимому, шанхайские русские дети знали друг друга независимо от того, в какие школы ходили. Наталья Сейфуллина вспоминала: «Мы все чувствовали себя русскими, несмотря на то, что учились в разных иностранных школах». Когда приходило время поступать в университеты, выбирать приходилось между англоязычными и франкоязычными заведениями. Многие останавливали выбор на шанхайском Французском университете «Аврора», которым управляли иезуиты: там учились Наталья Сейфуллина и Игорь Нестеров. Другие русские студенты получали образование в американском протестантском университете Святого Иоанна. В Тяньцзине был даже престижный китайский университет, где преподавание велось на китайском языке, и там училась небольшая часть русской молодежи. Это был Государственный университет политических наук, главной задачей которого была подготовка кадров для Гоминьдана; среди студентов этого заведения были Михаил Чуркин (позднее сменивший Нестерова на посту председателя Русского клуба в Сиднее) и по меньшей мере семь других русских, впоследствии эмигрировавших в Австралию[364].

В 1930-е годы в прибрежном Китае было очень популярно скаутское движение. Отряды скаутов набирались по принципу национальной принадлежности и несли на себе печать воинственного национализма организаторов. В начале 1934 года под влиянием фашизма развивался китайский национализм, Гоминьдан начал «движение за новую жизнь», в школах и колледжах развернули деятельность активисты-синерубашечники, стали формироваться скаутские отряды с упором на физическую подготовку и повиновение, появилась особая скаутская форма[365]. Русские и русско-еврейские скауты не имели сколько-нибудь явных связей с китайским националистическим движением (если у них и были какие-либо иностранные связи, то чаще всего с британцами), однако между ними обнаруживалось поразительное сходство и духа, и видов деятельности. В начале 1920-х годов в Шанхае уже действовали две русские скаутские организации, которые давали детям физическую подготовку, а еще «внушали им чувство патриотизма и любви к родине». Национальная организация русских разведчиков (НОРР) была учреждена в Шанхае в начале 1937 года, к этому событию приурочили богослужение в русском соборе, вывесили знамя со словами «С нами на битву за Россию». Соперницей НОРР была НОРС – Национальная организация русских скаутов. Шанхайский Казачий союз настоятельно рекомендовал всем родителям-казакам отдавать детей в одну из двух этих организаций[366].

Наталья Сейфуллина знала множество своих сверстников из русских скаутских отрядов, хотя они ходили в разные школы. Михаил Плеханов, будущий лидер русских скаутов в Австралии, стал скаутмастером в НОРС после прибытия в Шанхай в 1927 году. В Тяньцзине Анатолий Коновец, учившийся в марианской школе, вступил в НОРС. Скаутмастером его отряда был Володя Верстак (чья дочь Таня в будущем станет первой мигранткой, которая победит в конкурсе «Мисс Австралия»), и один из скаутских вожатых познакомил Анатолия с подпольным антикоммунистическим движением НТС, который в дальнейшем во многом определит его жизненный путь[367].

Еврейским аналогом русских скаутских объединений был «Бейтар» – международная организация, причем некоторым она запомнилась просто как еврейская молодежная группа в Китае, другие же вспоминали о ее воинственной сионистской идеологии. Члены «Бейтара», как и участники всех прочих национальных молодежных объединений, носили особую форму и вырабатывали в себе физическую выносливость и дисциплинированность. После 1943 года, чтобы избежать неприятностей со стороны новых японских властей, от военной подготовки (которая прежде была важной частью деятельности «Бейтара») пришлось отказаться, но футбол, баскетбол, бокс, теннис, плавание, танцы, концерты камерной музыки и театр на идиш остались в программе юных бейтаровцев. (Два последних вида деятельности свидетельствуют о том, что сходство еврейской молодежной организации с русской было не полным.) Шанхайское отделение «Бейтара», членом которого был Сэм Мошинский, внушало воспитанникам крепкую солидарность с «Иргун» – подпольной военизированной группой еврейского сопротивления, которая действовала в Палестине в период британского мандата. Ларри Сицкий тоже состоял в «Бейтаре» – сначала в Тяньцзине, потом в Сиднее, и поддерживал связи с другими бывшими членами организации, уехавшими затем из Австралии в Израиль[368].

Летом русские, где бы они ни находились, любят жить на даче, и шанхайская община не была исключением. В 1936 году 2000 шанхайских русских проводили летние отпуска в Циндао, в 500 километрах к северу от Шанхая, на побережье Желтого моря. В энциклопедии довоенного русского Шанхая, составленной Жигановым, четыре страницы были отведены фотографиям довольных русских купальщиков, резвившихся на пляжах Циндао. Другие (как, например, семья Гэри Нэша) предпочитали пляж Петайхо в 250 километрах к северо-востоку от Тяньцзиня. Были и другие курорты, куда ездили представители русской общины, или «русской колонии», как предпочитал выражаться один автор, публиковавший дневниковые заметки в North-China Daily News, таким образом вводя русских в ту квазиимперскую орбиту, по которой вращались британцы и американцы в Китае. Юная Елена Слуцкая, выпускница харбинской гимназии, чей отец был директором оперного театра, стала победительницей первого конкурса красоты, проведенного в Шанхае, обойдя всех остальных участниц (вероятно, уроженок западных стран), и получила в качестве приза автомобиль «Бьюик». Русский Шанхай славился и своей бурной культурной жизнью: там было общество любителей водевиля, балетная труппа и музыкальное общество. На русском языке издавались шесть газет, в том числе «Шанхайская заря». Работали русские книжные магазины, а еще книги на дом можно было брать из библиотеки А. П. Малыка и В. П. Камкина; позже, уже после войны этот библиотечный фонд переместился в Вашингтон, округ Колумбия, и под названием «Магазин русской книги Виктора Камкина» верой и правдой прослужил не одному поколению советологов, в том числе и мне[369].

В Шанхае наступила эпоха джаза, и в центре джазового бума находились русские музыканты. Европейские рестораны и гостиницы нанимали почти исключительно русских музыкантов. Русские, жившие в Шанхае, считали, что их город во многом превосходит Харбин, особенно в 1930-е годы, потому что там было «больше развлечений, больше жизненных удобств». Среди русских