– Выкинула Елизавета букет твой. – сообщила многозначительно, с плохо скрытым злорадством. Закинув ногу на ногу, оттянула носок, подражая Лизе – Снопом назвала. Посмеялась и выкинула.

– Не могла она так поступить – ошеломленно произнес Павел. Машинально передвинул тубус подальше от сложенных пирамидой стульев. Провел рукой по лбу – Я не верю.

– Ах, не веришь? – Галина шумно, чуть не зацепившись каблуком, спрыгнула со стула, порылась в сумке и достала телефон– Говоришь, не могла твоя принцесса так поступить? Ну тогда послушай –Включив звук, она демонстративно удалилась. Правда, недалеко. Притаилась за дверью, прислушалась. Техника не подвела, записалось отлично.

Когда, заглянув в щелку, Галина увидела побелевшее лицо Павла, у нее внутри что-то дрогнуло. Но она быстро справилась с зарождающимся чувством жалости. Сама себя и одернула. «Жалко? А тебя кто-то хоть раз в жизни пожалел? Пусть спасибо скажет, что ему глаза открыли». Чувство жалости послушно испарилось.

Медленно, ступая словно во сне, Павел вышел на улицу. Щелкнул замок мягко закрывшейся двери. Привычно обмотал шарф вокруг шеи, постоял, словно раздумывая, куда идти. Если бы его сейчас ударили, укололи иголкой или облили, он бы ничего не почувствовал. Внутри была пустота. Какая-то белесая, ватная, абсолютно непроницаемая пустота. Перед глазами титрами фильма бежала строка, словно кто-то неумелый печатал на машинке, тук-тук, черные буковки на сером фоне. Текст особым разнообразием не отличался «Зачем она так?» Тук-тук. «Что я ей сделал?» Тук-тук. «За что?»

Рассекавший на всех парах черный внедорожник промчался, едва не задев стоявшего на тротуаре Павла, глубокая лужа взорвалась фейерверком брызг. Посторонился уже когда машина проехала, ладонью стер с лица грязь, поправил сбившийся с плеча рюкзак. Обожгла вспомнившаяся цветаевская строчка: «О вопль женщин всех времен! Мой милый, что тебе я сделала?» А что, в мужском роде так складно не получится?

Боль, нестерпимая, пульсирующая, разрывающая грудь боль придет позже. С ней придут гнев, ярость и память о пережитом унижении. А пока – пока в сознании билась лишь одна мысль. Милая, единственная, любимая Лиза – за что ты меня так?..

* * *

Стараясь не думать о произошедшем, Галина ловко переобувалась в позапрошлогодние, но очень удобные сапоги. Надо спешить, а то и эту электричку пропустит. Голубую ленту – красивая!– аккуратно свернула в клубок и положила в сумку. Вздохнув, выдернула из корзины ромашки, губку оставила, а цветы упаковала понадежнее. К ночи похолодало, могут замерзнуть, пока до дома доберется. Сверток получился объемистый.

В полупустой электричке было тепло, в столь поздний час торговцы и музыканты не тревожили пассажиров, дремавших под ритмичное покачивание вагона. Успокаивали и регулярные рейды упитанных сотрудников транспортной полиции. Галина расстегнула пышный воротник из искусственного меха, положила сверток на свободное сидение и задумалась. Интересно, чем вся эта катавасия закончится? Ведь Лизка без Пашки не обойдется, а он, похоже, не на шутку обиделся. Ну не уволится же он! А вдруг? Что тогда с галерей будет? С ее работой?..

Ах, Галя-Галина, неуемная твоя душа… И зачем понадобилось подрубать сук, на котором так неплохо сиделось?

* * *

Щедро одарена солнцем Испания, без устали ласкает оно испанскую землю даже в неприветливом феврале. В горах светлеет рано и первые солнечные лучи, пробившиеся сквозь неплотно закрытые ставни, разбудили Ольгу. С хрустом потянувшись и разлепив глаза, она с удивлением обнаружила, что уснула одетой, только скинув туфли и расстегнув расшитое тонким крученым шнуром серебристое платье, которое брать с собой не собиралась и непонятно почему кинула в чемодан в самый последний момент. И как оказалось, не зря.

В первые дни после приезда, облачившись с утра в толстые старые логины, байковую рубашку и видавший лучшие дни джинсовый жилет со множеством карманов, она чистила, скребла и отмывала от предательской плесени все уголки долго простоявшего взаперти дома.

Ненадолго спускалась к морю, чтобы побродить босиком по набегающим волнам, стараясь впрок надышаться целебным морским воздухом. «Море, море – шептала она волнам, вспомнив детские игры – забери всю гадость, забери ненастье. Принеси мне радость, подари мне счастье». На прямой ответ не надеялась, однако завораживающий мерный ритм прибоя как бы сообщал, что ее услышали.

Пока было светло, с наслаждением занималась садом. Подстригла пламенеющую на каменной стене зимовку-буганвилию, собрала почерневшие и скрюченные фиговые листья, обрезала розовый куст у калитки. Переодеваться было некогда, да и не к чему – выходить никуда не хотелось. Вечером, умаявшись за день, она опускалась в полукруглое кресло, пододвинув его к камину, пышущему сухим жаром. Долго смотрела в огонь, читала, перебирала старые иллюстрированные журналы.

Через несколько дней в доме закончились продукты. Пришлось заводить взятую напрокат машину, и вскоре она уже парковалась у ближайшего супермаркета. Покупателей было немного, она быстро наполнила тележку. Молоко, хлеб, помидоры, оливки, половинка дыни. Да, надо немного хамона иберико взять (дороговато, конечно, но как в Испании без хамона?). Оторвав талончик, ожидала своей очереди. Темноволосая молодая продавщица, натянув на левую руку перчатку-кольчугу, сосредоточенно вела узким ножом по зажатому в специальные тиски огромному копченому окороку, из которого горделиво выглядывало черное копытце. Тонкие темно-красные ломтики аккуратно ложились на шуршащий лист пергаментной бумаги.

– А-а-а, попалась подруга! – Ольга вздрогнула, почувствовав на своем лице чьи-то руки, пытавшиеся закрыть ей глаза. – Почему не позвонила? Когда приехала? Ой, как же я рада тебя видеть! – Чаро! – Ольга расцеловала обхватившую ее длинноногую красавицу с распущенными мелированными волосами.

Отец Росарио, которую домашние и друзья называли просто Чаро, был родом из этих мест, и даже став преуспевающим мадридским адвокатом, часто проводил время в своей роскошной вилле недалеко от дома Пилар. Девочки дружили с детства и хотя верховодила в компании неугомонная и дерзкая Чаро, она признавала авторитет своей ровесницы (столько всего знает, но ничего не боится – так девочка объяснила матери свою симпатию к беленькой «иностранке». Заносчивая сеньора ревностно блюла свой социальный статус и не желала чужого влияния на свою дочь). Время и расстояние не смогли ослабить их взаимную симпатию и Ольга искренне обрадовалась внезапному появлению подруги.

– Я тоже страшно рада. – она отступила назад, с удовольствием разглядывая сияющую Чаро. – Ну ты и красотка! Польщенная испанка небрежно отбросила назад край пончо медового цвета. В качестве ткани можно было не сомневаться – настоящая шерсть викуньи, иного эта мадридская модница не носит.

– Как всегда, икона стиля, по последнему слову… Ой, подожди секунду. Это мой номер вызывают. Показав талончик, Ольга обратилась к продавщице – Пожалуйста, грамм триста, нарежьте не очень тонко

– Давай, давай, запасайся – поощрила подругу Чаро – Там в твоей Швейцарии разве так поешь? Нет, ну надо же, какое совпадение, что ты тоже здесь! – прижавшись, подхватила Ольгу под руку – Я-то приехала на свадьбу Беа – помнишь мою кузину? Такая маленькая, хиленькая. Зато характер стальной. Маноло, жениха своего, с первого взгляда вычислила. Парень красавец, у него два автомагазина. И всего-то год как знакомы. И что ты думаешь? Послезавтра свадьба, и наш Манолито в полной уверенности, что это он ее добился. Причем с трудом – Чаро звонко расхохоталась. – Вот что значит характер. Да, как говорится «Внешность и характер даются раз и навсегда». Ну, насчет внешности это сегодня не актуально, меняй, кромсай, сколько хочешь, были бы деньги. А вот характер точно не изменишь. Ты уже все купила? Тогда поедем выпьем кофе. Наша любимая «Марсела» открыта, мне утром булочку с изюмом оттуда принесли. Мне столько надо тебе рассказать! А ты как здесь в феврале оказалась?. – Речь Чаро все больше напоминала стрекот швейной машинки в руках опытной портнихи. Хотя по скорости и напору машинка осталась бы проигравшей стороной.