Она запнулась, пытаясь вспомнить начало стихотворения. Тщетно. Надо в сборнике посмотреть. Пошла в кладовку за стремянкой, чтобы подняться к верхней полке библиотеки, где плотными рядами выстроились томики поэзии. Конечно, быстрее и проще по Интернету набрать, но хотелось почувствовать тяжесть книги, полистать страницы; полагаясь на интуицию, поискать нужные строчки, обрадоваться встрече с ними.

Пышную перьевую метелку, которую захватила, чтобы смахнуть с книг пыль, положила на консоль, рядом с фотографией. Взгляд упал на связку ключей в длинном старом чехле из потертой кожи. Как ключи от испанского дома оказались на консоли в прихожей? Ольга недоуменно пожала плечами, собираясь убрать их на место, и вдруг поняла, что ключи оказались здесь не случайно. Это был знак. Знак, указывающий на необходимость совершить действие столь же общеизвестное, сколь и эффективное. Именно так: ей следовало сменить обстановку.

Ей нужно побыть одной, наедине – нет, не со своими мыслями (ясно как Божий день, что это будут за мысли) – наедине со знакомой с детства природой. Ей поможет пенистое зимнее море, плотно утрамбованная волнами полоса пляжа, по которой, оставляя четкие рифленые следы, она будет бродить, забыв о времени, ей помогут каменистые тропинки в горах, поросших жестким и колючим душистым кустарником, кривые узкие улочки соседнего городка, ей поможет отсыревший в темноте закрытых ставен дом, который нужно хорошенько проветрить, отмыть и просушить…

Через две недели она уже сидела в самолете, держа на коленях сумку-перевозку с затаившимся в глубине Матюшей. Кот был недоволен перелетом, но молча терпел неудобства, предвкушая волнующие ночные бдения в саду и богатый выбор дикорастущих трав для улучшения пищеварения.

* * *

Ничто не предвещало катастрофы, которую таил в себе тщательно запечатанный конверт, белевший на матовой поверхности Лизиного письменного стола из индонезийского красного дерева. Правда, настроение было испорчено еще до прихода в галерею. Тонюсенький волосок, который Лиза пыталась смахнуть, тщательно пропитав лицо анти-возрастной эмульсией, при рассмотрении оказался не выпавшей ресничкой, а морщинкой! Самой натуральной морщинкой в уголке рта! Неутешительный результат подтвердило увеличительное зеркало, резким толчком отправленное назад к стене. Дождалась! Здравствуй, старость! В бешенстве Лиза смахнула с полки флакон с чудодейственной эмульсией, следом полетели и фарфоровые баночки. Ворсистый белый ковер не смог полностью заглушить звон разбитого стекла, в дверях показалась встревоженная Света. – Что случилось, Елизавета Олеговна?

Елизавета Олеговна… Лиза терпеть не могла это дурацкое величание по отчеству, просто архаика допотопная какая-то, но не опускаться же до уровня прислуги, позволяя им называть себе по имени! А в обращении «госпожа» ей чудился какой-то издевательский оттенок, таивший скрытую угрозу. Нет, не выработал еще этот язык надлежащих форм общения.

– Почему вошла без стука? Что значит «я думала»? Мыслительный род деятельности не входит в ваши обязанности – в голосе появились визгливые нотки, и усилием воли Лиза заставила себя остановиться. Гримаса недовольства только подчеркнет опущенные уголки губ, а эту позицию надо исключить. Растянула рот в деланой улыбке, сделала несколько закрепляющих лицевые мышцы упражнений. Так, теперь дыхательная гимнастика. Больше не взглянув в зеркало, быстро привела себя в порядок, оделась и заказала такси. Не удостоив ответа выглянувшую в холл Свету («Может, творожничков покушаете, я их в духовке запекла, без масла?»), Лиза отшвырнула соскользнувший с кресла меховой палантин и сама открыла входную дверь. В лифте все-таки взглянула в зеркало и немного успокоилась. Нет, до распада еще, конечно, далеко, но вот косметологу надо позвонить: уколы ботокса лучше начинать заблаговременно.

Но главная неприятность ожидала Елизавету в галерее. Откуда этот конверт? Без марки, без адреса, только написанное от руки ее имя. Содержимое конверта заставило Лизу забыть про звонок косметологу.

Что значит «прошу уволить меня по собственному желанию»? Бред какой-то! Как можно уволить работника, которого никто не нанимал? Зажав а руке костяной нож для разрезания бумаг, Лиза медленно опустилась в кресло. Досадное недоумение, вызванное нелепостью формулировки, незаметно испарилось, возникло холодящее ощущение тревоги. Она еще раз перечитала письмо, написанное классическим «с наклоном» почерком на плотной желтоватой бумаге. Машинально отметила, что этот, как его –Павел? – обладал хорошим вкусом не только в живописи. Однако изящество формы не смягчило убийственного содержания письма.

Павел ставил «уважаемую Елизавету Олеговну» в известность, что более не считает себя связанным обязательствами по отношению к галерее и, прилагая обещанную статью для каталога намеченной выставки, просит рассматривать настоящее письмо как свидетельство прекращения его работы «в качестве консультанта и эксперта». Не имея никаких финансовых претензий, он благодарит ее «за плодотворное сотрудничество» и желает творческих успехов. Число, подпись.

Разворот вправо, разворот влево, еще разворот вправо… Постукивая письмом по столу, Лиза равномерно поворачивалась в послушном каждому ее движению кресле. – Какая муха укусила этого Павла? Какая – тут умело подведенные голубые глаза Лизы сузились и взгляд стал ледяным –сволочь его перекупила? Кто вообще мог проговориться о его существовании? И самое главное – что она будет теперь делать? На той неделе должны приехать с телевидения, интервью надо было прописать заранее, продумав до мелочей, и благотворительный аукцион не за горами – ведь Лиза не только в числе основных спонсоров, но и ведущей хотела быть, представлять работы восходящих талантов. Да она их в глаза не видела, этих талантов с их шедеврами, все этот негодяй должен был подготовить! О чем она теперь говорить будет? Воображение услужливо подсунуло пугающую картину: ее, неопрятную, без макияжа выталкивают на пустую сцену, спрятаться негде, в лицо бьет ослепляющий прожектор, а во мраке шевелящегося зрительного зала нарастают язвительные, уничижительные смешки – все видят, что она не понимает происходящего, что не знает, что сказать, все видят, что у нее дряблое, морщинистое лицо.

Вцепившись в ручки кресла, Лиза вздрогнула от брезгливого ужаса. Боже мой, за что ей такие неприятности, как смогли пролезть в ее жизнь все эти проблемы, которые, как налипший мусор, хотелось побыстрей с себя отряхнуть. Тут одной дыхательной гимнастикой не спасешься, надо срочно принимать решительные меры. Но какие? Опустив голову, она водила ногой по полу, со злорадным упорством стараясь поцарапать каблучком ни в чем не повинные паркетные доски. Похоже, придется звонить отцу, иного выхода не просматривалось. Она взглянула на часы – по идее, сейчас он в офисе, этой шалавы не должно быть рядом! Действуй, дорогая, действуй, мысленно подбодрила она себя. Тебе надо немедленно выбираться из этой черной полосы!

* * *

– Доча, не суетись – недовольно процедил Олег Витальевич, выслушав жалобный рассказ дочери. Ее звонок нарушил состояние приятной расслабленности, в котором он пребывал, вернувшись в свой кабинет после утреннего детокс-сеанса («Олег Витальевич на выездном приеме. У него встреча с избирателями» – интонации вышколенного секретаря звучали настолько убедительно, что допускающий другую причину отсутствия чиновника на рабочем месте должен был просто сгореть от стыда). –Все решаемо. Ситуация не простая, но не безнадежная.– словно сожалея о сказанном, покачал головой – Лицо терять недопустимо, поэтому тебе надо срочно исчезнуть. Съезди на шопинг в Милан или на Мальдивы погреться. Почему вдруг? – он понимающе хмыкнул – А вот галерею пришлось срочно закрыть. Причина? Соседи сверху бассейн устанавливали, картины попортили, помещение залили (пометил на еженедельнике –«организовать затопление»). Парня координаты сбрось, накажем. А там что-нибудь придумаем. Все, целую, у меня через три минуты совещание».