Дорогу туда мы провели в тишине, пусть и напряжённой, но можно было отвлечь себя созерцанием природы, когда как сейчас напряжение погасить практически невозможно. Пусть оно и другого рода, но от него у меня пульсируют виски и давит за глазницами. Сумерки только на подходе, но свет от встречных фар царапает глаза, и эта совокупность порождает одно единственное желание — спрятаться под сидение и взять короткий перерыв. А разговоры у нас бурные, ещё и эмоциональные: оказывается, даже если мы наконец поняли друг друга, это не является стопроцентной гарантией, что мы будем во всём приходить к общему мнению. Жаль, а ведь такое чудное было представление этой идиллии.

— В любом случае, по факту — ты сдашь меня, как если бы был её преданным подручным псом, — пытаюсь объяснить я свои мысли.

Лицо Алека просто идеальный пример того, как выглядит разочарование вселенского масштаба, словно он поставил целое состояние на мою сообразительность и всё проиграл.

— Мы сделаем только вид, — продолжает Алек настаивать на том, что я и пытаюсь до него донести, но он видимо не слышит приставки «как если бы».

У меня нет сил ни на что, кроме как просто всплеснуть руками воздух.

— Так и я про что.

Несколько секунд Алек молчит со слишком хмурым видом.

— Мне не нравится, как звучит твоя формулировка.

— А мне не нравится, что нам вообще предстоит это сыграть, — парирую я. — У меня на Софию буквально аллергия, а ты предлагаешь мне, ей мило улыбаться, делая вид наивной дурочки, пришедшей к ней поплакаться о том, как всё было плохо, — высказываюсь на одном духу и отворачиваюсь сразу к окну, чтобы остудить немного пар.

Бесконечно тянущаяся стена из тонких, длинных стволов берёз сменяется коротким промежутком чистых заснеженных просторов.

— Нам надо выиграть время, — говорит Алек тихо, с интонацией показывающей, как ему самому претит эта мысль.

Ещё мгновение быстро проносящейся глади, и снова возрастает стена. Я медленно вздыхаю:

— Знаю, — ещё тише отзываюсь, — но мне ненавистно, что даже пусть это и будет лишь пылью в глаза, мы дадим ей возможность почувствовать себя величественной. Она заслуживает лишь презрения.

Алек на это молчит, и в меня закрадывается сомнение. Поворачиваюсь и разглядываю его лицо. Оно снова становится хмурым и задумчивым.

— Ты не можешь считать иначе, — говорю уверенно, хотя внутри все тревожно сжимается, словно могу ошибаться и, возможно, даже как-то обидеть его.

Он редко высказывал своё отношение к Софии, если не сказать, что вообще толком ничего не говорил о ней. Она забрала их с Дамьяном себе, когда родителей убили, и я понятия не имею, значит ли это что-то для Алека. Сейчас я знаю наверняка, у Софии были свои цели, ей нужен был Алек, что в итоге она и получила.

Но следующая фраза Алека, буквально разрезающая тишину, и вовсе сбивает с толку.

— Нет, она как раз-таки заслуживает уважения, — заявляет он, продолжая смотреть только перед собой.

Из меня вырывается крайне сокрушённое:

— Ох…

И Алек сразу поворачивается ко мне, он не сразу улавливает, что заставляет смотреть меня на него с таким поражением.

— Я… — тут я теряюсь.

Не могу сказать ему, что имела в виду что-то другое, это будет ложью. Но он опережает меня, не дав наговорить тысячу слов сожалений.

— Я не то имел в виду, — говорит он спешно, точно сорвав с языка. Алек с умилением улыбается, посматривая на моё всё ещё осмысливающее сказанное лицо. — Расслабься, принцесса, а то выглядишь так, словно могла подумать, что у меня есть чувства.

Теперь мне хочется сказать ему, что он большой засранец, особенно, что продолжает улыбаться, бросая в мою сторону косые взгляды.

— Очень смешно, — бурчу я, и не замечаю, как он быстро поднимает руку, чтобы щёлкнуть меня по носу.

— Никогда не перестану восхищаться тому, как легко тебя смутить, принцесса. Ты можешь колотить меня, обзывать, кричать, что ненавидишь, и выставлять перед подругой геем, но стоит тебе хотя бы подумать, что меня может что-то обидеть, вся робеешь и не можешь произнести и слова, — выдаёт Алек и дарит мне по-настоящему ослепительную улыбку.

Я же в ответ дарю ему убийственный взгляд.

— Я обязательно сожгу ту самую записную книжку, в которую ты заносишь все мои грехи, как только узнаю, где ты её хранишь, — обещаю Алеку, очень даже правдоподобно угрожая.

И теперь он смеётся в голос, покачивая головой.

— Ты совершенство, принцесса, — говорит он так до простого обычно, словно не заставляет замереть моё сердце, и спокойно возвращается к теме разговора, возможно, даже не подозревая, что у меня всё ещё сбито дыхание. — Но нет, не переживай, я не питаю к Софии абсолютно никаких тёплых чувств благодарности. Всё, что она делала, так это пыталась воспитать своего очередного преданного её идеям лидера, не больше. Не будь я сыном своего отца, ей бы было абсолютно без разницы, кто мы с Дамом и кому стоит отдать нас на обучение. Я никогда не питал иллюзий на этот счёт, как бы она ни старалась внушить, что заботиться о нас.

На этом моменте я забываю, что ещё минуту назад моё сердце порхало от счастья, оно с досадой сжимается, хотя и вижу, что Алек вполне буднично может говорить об этом.

— И вот тут то она и заслуживает уважения, — продолжает он, и я с недоумением выгибаю бровь. Похоже, у нас разные представления о уважении. Однако следом он поясняет свои выводы. — Сама подумай, она умна, расчётлива и холоднокровна. Каждый её ход взвешен и продуман. Она не делает ошибок, а если и делает, всё равно обращает их в свою выгоду. София единственная старейшина женщина на сегодняшний день, и она без заминки уничтожила своего мужа, когда он попытался устроить переворот, чтобы занять её место. Она буквально растоптала его репутацию, выставила слабаком и отвернула от него девяносто процентов всех Альф. Ему пришлось уехать подальше от всех, потому что его не принимали ни в одном нашем обществе. После она не подпускала к себе ни одного мужчину, так и не вышла замуж второй раз, и её не остановило, что она осталась с единственной наследницей рода, — Алек делает короткую паузу, чтобы взглянуть на меня. — Хотя тут судьба сыграла с ней злую шутку, Несс она так и не смогла привить свои устои и ценности, что до сих пор является её единственным промахом.

Он заканчивает говорить и отворачивается обратно к дороге, а я некоторое время молчу, не спеша соглашаться с ним. Бесцельно смотрю в лобовое стекло и думаю о том, что однажды стала свидетельницей разговора Несс и Софии. И Алек не совсем прав, называя это всего лишь промахом. София так отчаянно старалась сделать из дочери свою копию, что вышло всё с точности наоборот. Несс стала её полной противоположностью, желающей бежать от неё подальше и проводить время с теми, кто нарушает все правила.

— Нет, Алек, София точно не вызывает уважения, — говорю после недолгого молчания. — Она вызывает лишь жалость. Даже собственная дочь не желает проводить с ней время.