— Алек, если ты там и меня слышишь, а тебя захватил какой-то инопланетный разум, чтобы наладить контакт, моргни два раза, и я придумаю, как тебя вызволить.

Алек наигранно кривится, его пальцы замирают на запястье, где бьётся мой пульс.

— Это начинает принимать серьёзный оборот. Ты слишком много перенимаешь плохих качеств от меня, — иронично осуждает он. — Скоро мы начнём воевать ещё и за лучший сарказм, а ты выпускать собственные пособия, как обыграть высокомерных придурков.

Я смеюсь во весь голос. Неожиданно тело накрывает лёгкость, вытесняя всё то напряжение, что копилось, пока мы разговаривали. Смотрю на Алека, в его тёмные, улыбающиеся глаза, в которых отражаются окна. Ещё не утро, но ночь начинает окрашиваться светлыми тонами.

— Неужели, ты действительно готов признать, что девяносто процентов времени бываешь придурком?

Алек выставляет палец.

— Высокомерным придурком, — поправляет так, словно это очень сильно меняет суть.

Теперь моя очередь на показ закатывать глаза.

— Хорошо, если это так важно, высокомерный придурок.

— Ооо, поверь это очень важно, — подхватывает Алек, выразительно приподнимая бровь.

Я снова улыбаюсь.

— Ну и чем же я тебя обыграла? Скажи, а то мне нужно же что-то писать в эти пособия.

Я не замечаю, когда его рука перемещается и он мягко касается подушечкой указательного пальца моих губ, смахивая всю дымку веселья. Моё сердце неожиданно начинает биться как-то уж слишком быстро, словно до сих пор может волноваться, как если бы это было первый раз.

— Вот этим, — шепчет он, обводя контур моих губ. — А ещё вот этим.

Его палец тут же сменяют тёплые губы, в не менее трепетном прикосновении, от которого всё равно по телу проносится дрожь.

Мое горло дрогнуло от волнения.

— Мы опять рискуем уйти от разговора, — молвлю едва робко, что напрочь противоречит должному возмущению.

Не то чтобы я и хотела возмущаться. Мысли буквально растворяются, оставляя разум сосредоточенным только на ощущениях и чувствах. А ещё на взгляде Алека, которым никак не могу налюбоваться. Я хочу, чтобы он смотрел на меня так всегда. Бережно и одновременно хищно, будто хочет наброситься, пристально и одновременно расфокусировано, будто так и не может решить, что его притягивает больше. Я буквально ощущаю себя центром его вселенной.

— Нет, Лена, на этот раз, мы по-настоящему ставим точку, — говорит он.

И всё, на этом моменте действительно ставится точка, запечатленная его жарким, вызывающим в теле бурю сверхвнезапных ощущений поцелуем. Мы целуемся по-настоящему долго. Так головокружительно долго, что уже непонятно, кто из нас двоих делает тот или иной следующий шаг к тому, чтобы обоим упасть в сладостную пропасть забвения.

Мы пропускаем Новый год. Вот так просто, будто нескольких дней в нашей жизни вовсе не существовало, потому что существовал отдельный, только наш мир. И впервые я вдруг понимаю, что праздник — это просто дата на календаре, не способная заполнить в душе ровным счетом ничего. А вот если ты проводишь это время только в своё удовольствие, делаешь то, что хочешь, не смотря на традиции и устои, то тогда тебе не понадобятся никакие дополнительные вещи, чтобы чувствовать себя полноценным.

Три дня мы не делаем ничего, кроме как едим, пьём, смотрим телевизор и иногда выбираемся прогуляться по ночной тишине. Алек мне выделил одни более подходящие штаны, за которые постоянно приходится переживать, что не ровен час, когда я их просто потеряю где-нибудь в одном из сугробов, что не перестают расти и расти с каждым днём. На четвёртый день, где-то между второй и третьей серией «Шерлока» мы впервые начинаем говорить о том, что нам нужен план. Обсуждаем то, что уже знаем. Я наконец рассказываю всё, что было, когда находилась у Виктора. Это даётся мне нелегко, но под утешающие и отвлекающие действия Алека не так тяжело, как могло бы быть. Он слушает внимательно, сдержано и, я бы выразилась, достойно, всего несколько раз грязно ругаясь и переводя темы на безобидные шутки. Потом много разговариваем про то, что предстоит сделать, как себя вести и с кем так или иначе придётся столкнуться. Не одному из нас не нравятся перспективы, особенно те роли, которые ещё предстоит сыграть, как мне так и ему. Но мы утешаемся одним единственным пониманием, что пройдём этот путь вместе. А после пяти дней избегания настоящего мира, Алек наконец включает телефон. На наше удивление, мы пропустили не много. Последнее сообщение от Марко пришло на следующую ночь после того, как Алека ранили. И в нём была одна просьба: сообщить другу, если мы надуем исчезнуть или надолго уехать. Это поражает меня, но не Алека, который с холодным, каменным лицом просто говорит мне, что у нас до сих пор есть такая возможность. В ту ночь я предпочитаю не отвечать, не желая тратить время на долгие объяснения. Вместо этого увлекаю Алека обратно в постель, ни разу не чувствуя вины, что пользуюсь его методом, который так долго осуждала, вновь признавая, какой он иногда действенный. И лишь наутро, когда вещи собраны, ключи сданы, а мы уже сидим в заведённой машине, Алек решает задать этот вопрос снова. Он глушит мотор и поворачивается всем телом ко мне. Несколько секунд просто смотрит внимательным взглядом, будто и сам не знает, какой ответ хочет от меня получить. Но в итоге он резко выдыхает и заговаривает.

— Я знаю, что выставил эту идею не самым лучшим образом, но последние дни многое изменили, — признаётся он. — Мы действительно можем уехать, принцесса. Прямо сейчас, выкинуть телефон, заправить полный бак бензина и просто ехать, пока не найдём то самое место, которое сочтём подходящим для остановки. Даже если это будет Аляска или и вовсе Антарктида, — молвит Алек мягким голосом и тянется пальцами к моим волосам. Он убирает пряди за ухо, внимательно следя за своими действиями. Прикосновение отзывается во всём теле, словно сорвавшаяся платина, меня затапливает чувствами нежности и неимоверной заботы. А когда Алек обращает к моим глазам свои — тёмные и по-настоящему глубокие, я и вовсе начинаю волноваться, что моё сердце больше не готово к таким эмоциональным скачкам, после стольких дней, проведённых в самых неистовых чувствах. Оно заходится в немыслимой скорости, что становится даже больно в груди от того, как быстро и гулко оно стучит. — Только скажи, принцесса. Сейчас я понимаю, что моему эгоизму все таки нет предела, и я не хочу расставаться с теми днями, что мы провели здесь.

Меня словно накрывает лавиной эмоций. Трудно вздохнуть. А разум никак не может угомонить слишком возбуждённые мысли. Столько сразу вопросов, столько предложений. Их слишком много, но все они целенаправленны ответить «да, да, да». На всё согласна, лишь бы таких дней стало в десятки раз больше. Может в тысячи…

Но мне вдруг становится крайне грустно. Я знаю причину, потому что не раз ощущала этот яд разочарования и мольбы желаний, медленно гаснущих под мощной плитой аргументов, ясно доказывающих, что мечтам здесь и сейчас не место. Алек знает мой ответ ещё до того, как открываю рот. Взгляд машинально опускается вниз.