Не просто пахло – несло из всех щелей, и мне пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Около моей двери, на моем милом придверном коврике, лежал труп кота. Черный здоровенный кот, чем-то похожий на Скарбника, валялся прямо у моей квартиры. Из его разодранного брюха вытекала кровь, а глаза – открытые выпуклые зеленые глаза – смотрели прямо на меня, словно животное в чем-то меня укоряло. Кот был мертв, его разинутая пасть неподвижна, и я содрогнулась, сразу поняв, что труп животного не случайно тут оказался.

«Помри, тварь».

Эти буквы кто-то накорябал на моей двери мелом.

Я замерла на лестничной клетке. В квартиру не пройти – дохлый котяра завалится прямо в коридор, испачкав все темной кровью. Прислушавшись, я вдруг подумала, что сделавший это прячется неподалеку и наблюдает. А я тут совершенно одна, и рядом нет ни Марьяна, ни Матвея, чтобы защитить.

– О Боже… – пролепетала я, ощущая, как улетучиваются остатки храбрости и предательски дрожат пальцы.

Пристроив у стены пакет с продуктами, я аккуратно завернула котяру в коврик и кинулась вниз, стараясь не вдыхать ужасный запах. Еле добравшись до мусорки, я кинула труп в контейнер и с силой захлопнула синюю пластиковую крышку.

Дома я драила и драила руки сначала мылом, потом дезинфицирующим средством, потом снова мылом. Пришлось отмывать дверь и полы на лестничной клетке – хорошо хоть белый мел быстро отмывался. А когда последствия этого жуткого акта вандализма были убраны, я села за кухонный стол и задумалась.

Впрочем, мрачные мысли одолевали меня все время, пока я приводила в порядок дверь своей квартирки. Кто-то настолько ненавидит меня, что ему показалось мало записать мое имя в Желанной. Он захотел запугать, сделать гадость. Чтобы перед смертью поглумиться надо мной.

Но за что? Может, в прошлом моего отца тоже были какие-то конфликты с кланами Варты, как в прошлом прадеда Матвея? И поэтому, когда стало ясно, что Любомир Новицкий оставил после себя дочь, за меня взялись, желая отомстить моему уже давно мертвому отцу?

Аппетит пропал совершенно, и я мрачно поглядывала на пакет с продуктами на столе. Итак, что мне теперь делать?

Я должна найти Желанную и того, кто стоит за записями Дарины Рыбалко. Найти и наказать, потому что Дарина мертва и ее убили. А убийство ни в чем не виноватых обычных в кланах Варты наказывается очень строго.

1

Он снова был медведем. Брел по лесу, и ветви хлестали его по голове и плечам. Все дорожки были знакомы, все пути исхожены, и казалось, чем дальше брел громадный медведь, тем больше разгоралась в нем ярость. Злость, нечеловеческая злость душила, словно была огромной удавкой на шее.

Поворот, еще поворот. И запахи, знакомые запахи, на которые он брел и которые становились все сильнее и сильнее. Он на правильном пути, он скоро дойдет. Доберется до своих врагов и свернет им шеи. Поворот, еще поворот – и глухой, жуткий рык вырвался из могучей медвежьей груди.

Матвей проснулся и сел на кровати, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Он опять, видимо, охотился. Кого-то хотел сожрать, и ему не терпелось добраться до своей жертвы.

Медвежьи сны сводили с ума и сбивали с толку. Пока он ощущал сам себя медведем, все человеческие мысли и желания напрочь пропадали, как будто их не существовало вовсе. Как будто он всегда был хищником и руководствовался лишь звериными инстинктами и чутьем.

Окончательно очнувшись от сна, Матвей какое-то время таращился в темноту, скудно освещенную ночниками, а потом шел вниз, на кухню. В эту ночь он сделал то же самое.

Снежанка уехала к себе, вернее, к пани Святославе Новицкой, потому что завтра у нее школа и надо собрать рюкзак и подготовиться к диктанту. И вообще, она ученица, ей надо учить уроки, а не сидеть у Матвея дома и готовить. И хотя сестричка Мирославы никогда не говорила ничего подобного, Матвей сам об этом думал. Поэтому отвез ее поздно вечером домой и тепло поцеловал в щечку на прощание.

И вот теперь он один в своем большом доме, и даже наглый Скарбник не показывается на глаза. На часах едва миновал третий час ночи. Что делать? Пить кофе и читать прадедову тетрадь.

Матвей повозился какое-то время с чайником, а потом уселся на кухне за стол и раскрыл старую-престарую тетрадь.

2

Я пришел в Самонивцы поздно вечером, когда скотину загнали домой и улицы опустели. В селе, казалось, не было ни души. Я не слышал скрипа колодезных цепей, мычания коров и блеяния коз. Две погибшие девочки были дочерями председателя колхоза, и я направился к его хате. Она находилась недалеко от пруда, и я сразу заметил у самой воды череп козла, надетый на длинную палку. На голове у козла лежал венок, а на землю перед ним была брошена охапка слегка увядших цветов – знак, который иногда использовали в кланах Варты, чтобы показать, что кто-то умер от черной магии.

Дверь в хату мне открыла жена председателя. Уставилась на меня и спросила, что нужно. Я не сразу заговорил, рассматривая ее осунувшееся, побелевшее лицо и опухшие от слез глаза. А потом просто сказал, что я Ведьмак из Вартовых.

Женщина молча распахнула передо мной дверь. Председателя колхоза звали Павло Шибанюк.

– Не верю я в Ведьмаков и кланы Варты, – сказал он, ставя передо мной чарку с горилкой. – Не верю, но эти твари должны заплатить за то, что сделали. И потому пойду и застрелю их. Прямо сегодня.

– Ты не знаешь, кто это сделал, – возразила ему жена.

– А кто еще? Кто еще? Эти две твари забрали себе всю власть в колхозе, что хотят, то и делают. И никто им не указ! На такое никто, кроме них, не способен!

– Тем более, Павло. Они и тебя со свету сживут, ничего ты им не сделаешь. Никто нынче не ходит в лес ни за грибами, ни за ягодами. Нынче все сидят дома за закрытыми дверями.

– Мне теперь терять нечего. Выпьем, Ведьмак, и я пойду и пристрелю этих двух. За что они убили моих девочек?

При этих словах жена его села на лавку, закрыла лицо руками и зарыдала. Таких горьких слез я не видел даже во время войны.

– У меня есть… – всхлипывала она. – У меня есть… Не знаю, как они догадались. Но не могла я им это отдать, не могла…

– Что у тебя есть, глупая баба? – буркнул председатель и опрокинул в себя еще одну чарку.

Я не притрагивался к выпивке. Сидел и слушал.

– У меня есть то, что им надо. Им нужны старые письма, которые оставила мне прабабка. Они просили у меня… – еле выговорила женщина. – Но не могу я им это отдать. Не могу, и все!