сильно. Основные силы националистов удалось уничтожить или распылить. Укрепрайоны и расположения банд по несколько тысяч человек ушли в прошлое. Руководство ОУН-УПА перешло к новой тактике. Большими группами не собираться. Прятаться, маскироваться и из укрытия наносить жалящие укусы. На рожон не лезть, бить в спину. Основной упор делать на усиление конспирации, укрепление агентурных сетей. И на все более кровавый террор. Ставка на всеобщий страх повышалась. Одно только слово «бандеровец» должно было сеять ужас, панику, парализовать волю. Им так хотелось.

Между тем немцы продолжали поддерживать своих прихвостней. Все так же бесперебойно опускались в леса парашюты с посылками. И вместе с оружием шли инструкции. Удалось даже сбить пару самолетов с грузом.

— Интересно, кто бандитов снабжать будет, когда немцев добьем? — усмехнулся я.

— Найдется кому, — заверил мой начальник Розов. — Так что не расслабляйся, Ваня. Наша война с этой бандеровской сволочью — она надолго. Не один год нам их еще из схронов выкуривать.

Ох уж эти схроны. Именно по ним рассосались развеянные подразделения УПА, всякие оуновские службы, Безпека.

Не знаю, достиг ли кто на Земле больших успехов в искусстве прятаться. Все леса и даже населенные пункты на Украине покрылись сетью хитрых схронов. Такое подземное убежище, где живет и не тужит, смеясь над глупым москалем, небольшая группа борцов за «народное украинское счастье». Их оборудовали чаще поблизости от поселений, а то и в самих населенных пунктах, с системой подземных коммуникаций. Притом в их обустройстве устроители достигли небывалого мастерства. Неделю ходишь по покрытому дерном люку схрона и не знаешь, что под твоими ногами хлопцы оружие чистят и бомбы мастерят.

Поразительно, какой гигантский объем работ был проведен, притом тайно и за такое кратчайшее время. Эх, эту бы энергию да в общественно полезных целях!

Правда, часть бандитов мирно жила и работала в селах, преображаясь ночью и выходя на свой неправедный промысел. Но таких мы быстро вычисляли и брали.

К весне сорок пятого уже редко где встречались банды более двух десятков человек. Однако, напоминая о себе, иногда они собирались вместе и устраивали большой скандал с битьем посуды. Могли завалиться в небольшой городок, поубивать там представителей власти, взорвать исполком и раствориться в болотах, как черти. Но отваживались на такое редко по причине значительных потерь. Так что предпочитали тихонько бить в спину.

Еще порой устраивали рейды. Собиралось несколько шаек под одного командира и шли чесать через леса, избегая столкновения с боевыми частями, наводя ужас на села и небольшие городки.

Такой рейд однажды устроил Звир. Собрал кулак в пару сотен своих головорезов и пошел по лесам. Заходят в деревню. Арестовывают активистов. Собирают народ на площади. Химик, который так и оставался неизменно при нем эдаким политработником, зачитывает пламенную речь о том, как вредны большевики и их пособники и как полезна для народа Свободная Украина. Дальше следовала казнь. Повешенье вскоре отринули, как слишком гуманное. Все больше баловались четвертованием — обрубали топором сперва руки, ноги, потом сносили голову. Заветы предков!

Бросили наши дивизию войск НКВД на прочесывание. Рейдовый отряд «Корней» сильно пощипали. Но сам Звир со своими приближенными снова сбежал. Поразительной изворотливости аспид.

В нашей работе акцент с войсковой работы и прочесывания лесов стал смещаться в сторону более тонких мероприятий. Теперь, чтобы бороться с наглухо законспирированными, опасливыми, затаившимися в схронах и очень коварными врагами, нужны были везде глаза и уши.

У обычного человека два уха и два глаза. У оперативного работника их десятки — это глаза и уши агентуры, которые слышат и видят то, что для оперативника было бы закрыто. И там, куда его бы никогда не пустили и оттуда не выпустили бы. Это все называется оперативное освещение — когда источник оперативной информации будто фонариком подсвечивает определенную сферу, слои общества, представляющие оперативный интерес. Агент — это наше главное оружие.

Набрать источники оперативной информации по территориальному признаку для меня труда не составило. Еще в партизанскую бытность мотался по населенным пунктам, знал хорошо людей. Помогали они нам тогда, помогали и сейчас. Так что пособники бандитов в селах и на хуторах вне поля нашего зрения не оставались.

Куда сложнее приобрести глаза и уши в самих бандах, особенно обеспечить с ними связь. Но и это нам удавалось — правда, не без труда, но проблема оказалась вполне решаемой.

В лесах пряталось полно народу, которые хотели вернуться к нормальной жизни, но боялись ответственности. Им обрыдли сказки про страшных большевиков и добрых Бандеру — Шухевича, которые спать не могут, все пекутся об Украине. И они готовы были искупить вину кровью. В том числе и в качестве агентов НКВД.

Немало удалось навербовать, когда народ полез из лесов после объявления амнистии. Конечно, некоторые и уходили в леса, но вылезало оттуда куда больше. Деятельное раскаянье — это такая штука, когда тебе придется постараться, чтобы тебя признали не участвовавшим в преступлениях против мирного населения.

В общем, рычаги были. И мы ими пользовались в полной мере. Вербовали рядовых бойцов и командиров, представителей оуновских проводов и даже сотрудников службы безопасности. После чего вскрывали схроны, снимали агентурные сети. Эта работа вполне успешно шла по всей Украине. Земля начинала гореть под ногами бандеровцев.

Наиболее ценные агенты работали с нами из идейных соображений. Да, были и такие, кто на своей шкуре ощутил, что такое бандеровская Украина, и возненавидел ее всей душой.

Так, однажды к нам в райотдел пришел Яков Стацко, он же Крук — сотник отряда «Дружинники».

Густо заросший щетиной, поперек себя шире, продубленный солнцем и ветрами, пропахший лесом и дымом костров, в зипуне, без шапки, с германским автоматом на плече. Его на подходе к пропускному пункту по дороге в город доблестные воины из комендатуры взяли на мушку. Он послушно откинул автомат, не делая резких движений. Задрал руки вверх. И потребовал:

— Ведите в НКВД!

Я как раз был в райотделе — наше районное отделение в Усть-Каширске еще осенью 1944 года повысили в статусе. Мне туда и привели задержанного под конвоем — при этом выглядел он эдаким нагулявшим жир медведем, которого гонит пара охотничьих псов.

Я внимательно оглядел нежданного гостя. В нем вообще не ощущалось страха. Была бесшабашная злая решимость. Как у человека, подведшего черту и скинувшего давно тяготивший его груз.

— Я их грохнул. Всех, — рубанул он воздух ладонью, похожей на лопату.

— Кого — всех? — полюбопытствовал я.

— Ну, Богуна, куренного нашего. Свиста — тот с областного провода. И немчика.

Я изумленно уставился на гостя. Если