ничего не знает, у него поручение референтуры. И кто в списке числится, тех и повесят.

А ближе к вечеру заявились бандиты. Почти два десятка человек, разношерстно одетых и разномастно вооруженных. Рожи весьма сытые. Похоже, председатель сельсовета не лукавил и кормили здесь этот сброд щедро.

Ну а дальше — притирка и приценка. Подержали мы немного друг друга на мушке, обозначились, кто есть кто. Залюбовался я Круком: когда он представлялся референтом Безпеки, от него исходило такое жестокое высокомерное презрение к окружающим его людишкам, что даже мне не по себе становилось. А что, такие они и есть — судьи и палачи пресловутой Службы безопасности, при одном упоминании о которых у людей в селах нервная икота начинается.

Худощавый, долговязый, деревенского вида мужичок представился командиром отряда Черемышем и тут же в категорическом тоне потребовал освободить арестованных, потому как это его село и это его люди. И только ему решать, кого здесь повесить.

— Твои люди? Твое село? — изумился Крук. — А пошли-ка это обсудим.

Я, Крук, мой старый и надежный помощник еще по разведгруппе старший сержант Белоусов, пара пришлых бандитов всей толпой отправились в здание сельсовета, где нам то ли от страха, то ли от почтения накрыли щедрый стол. Между тем бойцы с обеих сторон были напряжены и не убирали рук от оружия.

В хате бандитский вожак опять напирал, что он в этих лесах и деревнях единственный хозяин. А Крук холодно интересовался: почему ему не указ решения провода ОУН и командования УПА? Тогда его надлежит расценивать не как повстанческое войско, а как банду, с которыми разговор короткий, как и с большевиками.

Тут запал у Черемыша как-то потух. Стать врагом не только большевикам, но и ОУН — это очень изощренный способ самоубийства. Поэтому тон он сбавил. И вскоре уже клялся в верности Организации и вышестоящим командирам.

В общем, бандиты расслабились. Половину задачи мы выполнили — неуловимую банду из леса выманили. Теперь вторая часть — ликвидация. А вот тут имелись сложности.

Мы прорабатывали несколько вариантов нейтрализации банды. Напрашивалась идея перестрелять их и перерезать в расслабленном состоянии. Но как себя поведут мои бойцы?

Это была первая боевая вылазка нашей КРГ. Цель состояла не только в ликвидации банды, известной своими кровавыми похождениями, но и в спайке команды, проверке в деле и в повязывании всех бандеровской кровью. И я прекрасно понимал, что вероятность получить пулю в спину от своих же крайне велика. Переклинит у моих бандеровцев что-то в голове — и, позабыв обо всем, пойдут они воевать за Свободную Украину в расчете на то, что грехи им спишут за скальп уполномоченного НКВД.

Решили мы действовать по второму варианту. Крук объявил приказ командования группы «Север» УПА: отряду Черемыша выйти в условленное место на соединение с другими подразделениями для участия в нападении на Пригорьинские воинские склады.

Тут у главного бандита слюнки потекли. Все же его ватага поизносилась, поиздержалась, да и с оружием обстояло неважно. А склады — это как копи царя Соломона. В общем, он купился.

Выходить решили к месту вместе — так легче отбиться, если напорешься на злых «кацапов». И вышли.

Дальше мы их просто завели в засаду, где ждала верная моя разведывательная группа. Там и положили всю банду — жертвы даже пикнуть не успели. При этом я внимательно смотрел за своими бандитами. Часть азартно палила по бывшим соратникам. Другая часть явно отлынивала.

В плен не брали никого. Сам Черемыш пал первым. Как это ни жестоко, но своим «бандитам» я приказал добить раненых бандеровцев. Не тащить же их через лес. Да и вязать кровью надо крепко.

Первая операция моей КРГ увенчалась успехом. Не каждый день удается уничтожить полноценную банду.

А потом пошли один выход за другим. Мы разрабатывали всякие комбинации. Выявляли связников, пособников бандитов. Работали не жалея сил…

Глава двенадцатая

Весна 1945 года. Красная армия победоносно шагала по Германии. А мы все обшаривали леса в поисках бандитов.

У меня забот прибавилось. Теперь мне нужно было заботиться не только о том, как найти чужих бандитов, но и как не подставиться своим, входящим в мою группу. Народ все же не шибко надежный. Вполне могли переметнуться в любую минуту. А в свободном полете часто склонялись к грабежам, пьянству и злоупотреблениям. Поэтому вопрос, как держать их в кулаке, оставался актуальным.

Конечно, строить их, как в армии, отдавать приказы и долдонить об ответственности за неисполнение — это хорошо. Но все как у волков — бесполезно просто рычать и скалиться. Нужно делом подтвердить право на старшинство в стае. И такая возможность вскоре представилась. В группе все же назрел бунт.

Мельниковцы вовремя шепнули, что трое бандеровцев, которых я и раньше считал самыми неблагонадежными, хотят уйти и организовать свою банду. А потом решать: к УПА примкнуть или выход непосредственно на немцев искать, которые, несомненно, скоро вернутся. Эти балбесы реально надеялись на возращение Гитлера! К немцам вообще рагули испытывали какое-то рабское благоговение и с бараньим упорством отказывались верить, что жалкий «Иван» победит непобедимого «Фрица».

Заводила этой «оппозиции» носил кличку Безродный. С самого начала он мне не понравился. По виду туповат, но при этом себе на уме. Строит из себя молчуна, но когда шушукается со своими накоротке, сразу и красноречие просыпается, и какая-то приземленная убедительность прет — тут он мне Звира напоминал. Понятно, что парень непростой. Возможно, мы неправильно оценили его роль в разгромленной банде. Подбирали ведь обманутых и заблудших овец, а этот, скорее всего, был из идейных и близких к бандеровскому командованию шакалов. Надо было его давно тихо убирать, но с этим мы опоздали. Теперь с болезнью не справиться без хирургического вмешательства.

Хотя для начала надо было определиться, сколько в этой информации правды. Наговорить мельниковцы, учитывая их неприязнь к бандеровцам, много чего могли. Необходимо все проверять. Притом быстро. А быстро — это только когда жестоко и радикально.

Местом постоянной дислокации у нас была хата в деревне Подгатьево. Мы там хорошо обжились. Мои «бандиты» даже откуда-то патефон притащили, и теперь он постоянно играл единственную пластинку — танцевальные австрийские мелодии.

Вечерело. Я зашел в хату. Критически осмотрел подчиненных и кивнул Юрко. Тот входил в число «оппозиционеров» и из них был самый мягкотелый и безвольный.

— Пойдем со мной. Осмотримся. Какое-то шевеление в окрестностях. Остальным — ждать.

Мы удалились недалеко в лес. Юрко испуганно вертел головой, не понимая, куда и зачем мы идем.