class="a">[399]. Такое обвинение, которое могло привести к далеко идущим религиозным и юридическим выводам, использовалось для оправдания просьбы Кортеса ни при каких обстоятельствах не оказывать Веласкесу каких-либо новых милостей и не наделять его дополнительными полномочиями – а если это уже сделано, «их надлежит немедленно отозвать, потому что они могут сулить вашей царственной короне один только ущерб»[400].

Для понимания этой любопытной настойчивости нужно знать контекст. Когда Кортес основал город, он не знал, что 18 ноября 1518 г. Королевский совет Кастилии на своем заседании в Сарагосе предоставил Веласкесу новые полномочия на поиск земель. Кортесу об этом сообщили только в июне 1519 г., по возвращении в Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус после посещения близлежащих тотонакских городов Киауистлан и Семпоуаллан, где ему удалось дополнительно убедиться в глубокой неприязни местных жителей к мешика, что прибавило ему уверенности. Новость принес Франсиско де Соседо, прибывший с Кубы с подкреплением. Напряжение достигло максимума, когда был раскрыт новый заговор. Двух посланников (теперь называемых прокурадорами, то есть членами организованного должным образом городского совета), которым Кортес поручил сопровождать дары Монтесумы и реляцию монархам в Испанию, подговаривали сделать остановку на Кубе, чтобы сначала проконсультироваться с Веласкесом[401]. Кортес не мог позволить себе колебаться. Под его строгим контролем подозреваемые предстали перед военным трибуналом: кого-то повесили, кого-то бичевали, одному отрубили пальцы на ногах. Затем, чтобы положить конец дальнейшим пораженческим разговорам о возвращении на Кубу, Кортес приказал капитанам 9 из 12 стоявших на якоре кораблей посадить их на мель. Чтобы гарантировать их полную непригодность для плавания, все снасти, паруса, якоря и орудия были с них сняты, а корабельная древесина пошла на строительство домов в новом городе Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус[402]. Позже это поразительное решение будут сравнивать с переходом Цезаря через Рубикон; годы спустя личный адвокат Кортеса провозгласит это «самой выдающейся услугой, оказанной Богу с момента основания Рима»[403]. Нетрудно понять почему. Теперь перед Кортесом и его соратниками стоял простой выбор: «Завоевать эту землю или умереть»[404].

Кортес недолго готовился к походу на Теночтитлан. Экспедиция выступила в начале августа 1519 г. В ее состав входило около 300 испанцев[405], которых разделили на отряды по 50 человек под командованием Педро де Альварадо, Хуана Веласкеса де Леона, ловко переманенного на сторону Кортеса, Кристобаля де Олида, Алонсо де Авилы, Гонсало де Сандоваля и самого Кортеса. С ними было около 150 кубинских слуг и 800 тотонаков из Семпоуаллана – явный признак того, что политика Кортеса по поиску союзников приносила свои плоды. По дороге к расположенной неподалеку Халапе испанцы получили неприятное подтверждение того, насколько опасным стало их положение. До них дошли новости, что флотилия во главе с Алонсо Альваресом де Пинедой – старым знакомым Кортеса еще по Кубе, который во время своей предыдущей экспедиции видел устье Миссисипи, достигла Сан-Хуана-де-Улуа, привезя с собой сфабрикованные документы, которые предписывали Кортесу разделить новые территории с губернатором Ямайки Франсиско де Гараем[406]. Кортес снова проявил талант к решительным действиям: он вернулся на побережье с примерно сотней человек, арестовал нескольких посланцев и убедил остальных присоединиться к нему.

Наконец 16 августа они снова отправились в путь, постепенно поднимаясь мимо Коатепека, Сикочималько и Исуакана, где в панораме господствовала загадочная заснеженная вершина, которую они видели с побережья. В последующие дни их маршрут пролегал через внушительную горную гряду, ныне известную как Кофре-де-Пероте, где из-за сильного холода погибли несколько кубинцев. Затем они спустились на негостеприимную равнину, ландшафт которой определяли большое соленое озеро и еще одна заснеженная вершина, известная туземцам как Матлалкуейтл. На языке науатль это слово означает «та, которая носит нефритовую юбку» и связано с богиней, которая считается источником «живых вод» региона[407]. Затем они пошли на север, через Альтотонгу, Халасинго, Тесьютлан и Тлатлаукитепек, – решение, о котором они вскоре пожалели, так как в этом пустынном районе им пришлось столкнуться с нехваткой воды и еды[408]. Повернув к югу, они вошли в гористую местность, поднимающуюся к высокому перевалу. Преодолев его, они двинулись извилистой и, казалось, бесконечной тропой через сосновый лес. В конце концов лес уступил место красивой долине, раскинувшейся вдоль реки Апулько и ведущей к городку Саутла, в который они и прибыли 24 августа. «Мы… любовались красивым видом опрятного города, блестевшего белизной штукатурки – дворцами касика… и святилищами, – вспоминал позже один из рядовых членов экспедиции. – И вспомнили мы приветливые города нашей Испании и прозвали город "Белая крепость" [Castil-blanco], к тому же и несколько солдат-португальцев, что были с нами, сказали, что поселение это похоже на город Белая крепость [Каштелу-Бранку] в Португалии»{20}[409].

Касик Саутлы по имени Олинтекль был верен Монтесуме и принял испанцев с опаской. Когда Кортес спросил его, является ли он вассалом великого императора мешика, Олинтекль, казалось, был сбит с толку вопросом. Странно, что Кортес вообще мог усомниться в этом, ответил он: разве Монтесума не правитель всего мира[410]? Его, похоже, не трогали и настойчивые намеки Кортеса на то, что в его собственных интересах стать вассалом испанских монархов и немедленно отказаться от отвратительной практики приносить в жертву и есть людей. Олинтекль, который не моргнув глазом приносил в жертву 50 человек за один праздник, ясно дал понять, что ничего не будет делать без согласия Монтесумы, поскольку тот является величайшим государем на свете. Специально для Кортеса касик углубился в объяснения: у императора мешика было 30 главных вассалов, каждый из которых имел под своим командованием 100 000 воинов; его столица была самой защищенной и самой красивой в мире, где ежегодно приносили в жертву 20 000 человек[411]. Но когда дело дошло до выбора наилучшего маршрута к столице мешика, Олинтекль был менее откровенен. Когда он предложил испанцам идти через Чололлан (сейчас Чолула), предводитель семпоуальтеков из окружения Кортеса предупредил, что это, вероятно, ловушка. По его мнению, лучший маршрут, очевидно, пролегал через Тласкаллан (современная Тласкала). Однако даже если следовать совету Олинтекля, Тласкаллан лежал на пути к Чололлану, поэтому Кортес решил идти этой дорогой, вероятно оставив окончательный выбор на потом[412].

Хотя и описание любви Олинтекля к человеческим жертвоприношениям, и пугающая численность войск Монтесумы являются преувеличениями более поздних хронистов, Кортес тем не менее покинул Саутлу гораздо лучше информированным о господствующей в регионе силе. Он послал четырех вождей семпоуальтеков вперед своего основного отряда, чтобы оповестить правителей Тласкаллана о скором прибытии послов монархов Кастилии, которые готовы помочь им в их героическом сопротивлении тирану из Теночтитлана[413]. Двигаясь на юг по долине Апулько, Кортес достиг Истакамаститлана, где на него произвела большое впечатление горная крепость, окружавшая дом касика, не уступавшая «лучшим крепостям в сердце Испании, с могучими стенами, бойницами и подземельями»{21}[414]. Прождав там неделю, пока не вернутся посланцы, которые так и не появились, он снова двинулся дальше, поверив словам семпоуальтеков, уверявших его в своей дружбе с тласкальтеками. Это было ошибкой. Когда кастильцы подошли к Тласкаллану, они попали в засаду, устроенную крупным отрядом воинов с раскрашенными лицами, которые были вооружены мечами с обсидиановыми лезвиями; их оглушительные крики напугали некоторых испанцев[415]. Несмотря на то что противник сумел убить двух лошадей, он все же не мог противостоять испанской стали, артиллерии и оставшимся лошадям. Новая забота Кортеса, что Тласкаллан вместо союзника оказался врагом, в значительной степени рассеялась, когда посланники в конце концов снова появились, объяснив, что нападение устроили независимые племена отоми, не имеющие никакого отношения к Тласкаллану. Тласкальтеки, напротив, были очень рады испанцам и даже предлагали заплатить им за погибших лошадей[416].

Тласкаллан представлял собой густонаселенную область с цепочкой селений, где в сумме проживало приблизительно 120 000 человек, разделенных на несколько