вернуть в область. Каждую икринку пересчитают, падлы.

– К нам едет ревизор, – сказала Галя.

– Чего? – Продавщица посмотрела на нее недовольно. «Фифа городская», – читалось в глазах.

– Ничего. А вы не в курсе, отремонтировали вертолет?

Продавщица помешкала.

– Не в курсе. Это вам не справочное бюро, барышня. Покупать будете?

– Будем. Нам машинного масла, хорошего, сухих сливок, сухарей…

Выходя на улицу с покупками, Галя спросила Глеба:

– Твоя пассия?

– С чего бы?

– Завидовала мне, что мы вместе.

«Вместе…» По телу разлилось тепло, стали не страшны лесные старухи, Золотаревы, поганые поляны.

– И правильно делала, что завидовала.

Глава 22

– Галь! Галь!

– А? – Она растерянно огляделась. Куда подевались тайга, палатка, лэповцы? Только что куняла у костра, а теперь стоит в студийном павильоне, в руке – ритуальный клинок с фальшивым лезвием, декорации изображают нацистское логово. Актер в форме СС повернулся спиной, остолбенел у стола. Светят лампы. Съемочная группа ждет.

– Галь, уснула? – пожурил режиссер. – Последний дубль. Подходишь, замахиваешься, снято. Все готовы?

Галя посмотрела вниз, на свое платье, забрызганное сиропом, призванным изображать кровь.

– Готова, – услышала она собственный голос.

– Камера, мотор, поехали!

Галя решительно двинулась к эсэсовскому офицеру. Нет, не Галя, а санитарка Надя! Рука с ритуальным клинком поплыла вверх. Актер, эстонец, исполняющий роль немца, медленно, не по сценарию, повернулся.

Это был Золотарев, надевший немецкую форму. Преобразившийся Золотарев: его глаза сияли, как парочка лун, а вокруг рта извивались щупальца. Галя выронила клинок…

…и проснулась в палатке сезонников.

«Не стоило объедаться на ночь». Галя поворочалась в мешке. Кошмар оставил горьковатое послевкусие.

Наручные часы натикали четыре сорок. Подскочила ни свет ни заря! Галя попыталась снова заснуть, но сон не шел, в голову лезли поочередно то бывший муж, то Золотарев с щупальцами. Пробудился, защекотал небо никотиновый голод. Галя наполовину расстегнула спальник и выполнила трюк, отточенный за четыре ночи с лэповцами. Утянула в спальник штаны, извиваясь змеей, натянула их, затем выбралась из мешка.

В палатке стоял первостатейный, как выразился бы Бубликов, храп. Храпели на все лады: с посвистом, басовито, подражая барахлящему трактору или балтийскому гулу. На низеньких нарах в два ряда – коконы с тружениками и их снами. У печи – запасы продовольствия, все надежно расфасовано по ящикам и ларям, чтобы не кормить мышей. В бочках – масло, сахар и чай, на перекладинах – мешки с сухарями, карбидом, солониной, солью. Сушатся грибы и ряпушка, ждут завтрака котелки, тарелки, чайники. Свисают с крючков фонари и ацетиленовые лампы. В углу – рыбацкие снасти. Все по полочкам, все понятно, не то что ваша запутанная столичная жизнь.

Галя поймала себя на мысли, что не хочет возвращаться домой. Нет, зиму здесь она бы не перенесла. Но лишней недельки на природе хватило бы. Стряпать с Мусой, сидеть у костра, общаться с Глебом. Особенно общаться с Глебом. Побудь она тут еще недельку, они даже могли бы поцеловаться. Ей бы этого хотелось. Плевать, что он о ней подумает.

Галя обулась, вышла из палатки на цыпочках и обхватила себя руками. Тайга пока не прогрелась, холод щипал кожу. Галя была без лифчика, и под рубашкой затвердели соски. Что сказал бы Кеша, увидь ее такой, в компании с почти тридцатью работягами? Он вообще хоть раз видел жену в штанах? Штаны она позаимствовала у субтильного трелевщика. Великоваты, но удобнее, чем в юбках, и комары не забиваются под подол.

Солнце встало в два с копейками. Отличительная особенность Ямы: белые ночи без логики сменяются египетской тьмой. В тайге прочищали горла, репетировали пташки. Тело привыкало к прохладе. Галя расслабилась. Отлучилась справить нужду в березняке, на обратном пути закурила.

Кто-то сидел у потухшего костра. Галя узнала Васю Слюсарева по рыжей бороде. Здоровяк разделся по пояс и чистил ружье. Блох положил морду на передние лапы. Завилял хвостом, приветствуя Галю.

– На вас холодно смотреть, Василий.

– А, Галя, здравствуйте. – Как бы она ни настаивала, сезонники упрямо «выкали». – Мне всегда жарко. – Поросль на его бугристой груди была такой же огненно-рыжей, как волосы, усы и борода. – Не спится? Подымите со мной.

– С удовольствием. – Галя села рядышком.

– Что курите? Я угощусь?

– Берите. – Галя кивнула на ружье. – Охотиться собрались?

– Подфартит – зайца вам с Мусой достану.

– Мм, я такое жаркое из зайчатины готовлю! Но на лагерь добудьте не меньше дюжины ушастых.

– Постараюсь, – усмехнулся Вася.

– Могу я подержать?..

Вася передал ей ружье.

– Легкое…

– Мелкашка. Детская забава. Вот дома у меня ружье!

Галя зажала зубами фильтр и взяла на мушку ближайшее деревцо.

– Так?

Вася, обычно веселый и искрометный, не улыбнулся. Его голубые глаза наполнились тоской.

– В «Яддит-Го, прощай» были ведь винтовки.

– Бутафория.

– И папа вас не учил?

– Я росла без отца.

– Мой отец умер, когда мне было десять, а мама – в сорок четвертом. Три года до совершеннолетия я провел в детдоме.

– Мне жаль.

– А хотите пострелять?

– Вы серьезно?

– Идемте. Не будем парней будить. А ты, Блох, сторожи имущество. Сторожи, кому сказал!

Они пересекли делянку и попрыгали по кочкам. Вася подавал руку.

– Ой, Вась, смотрите, кость в земле. Вдруг это мамонта?

– Ничего не подбирайте в Яме, – строго сказал бугор. – Знаете, почему сюда археологи наши больше не ездят?

– Почему?

– Потому что напривозили из тайги всякого… кому посчастливилось вернуться. Как зятю моему.

Галя уже поняла, что Вася был мастером байки травить. Количество его родственников, знакомцев, повстречавшихся с нечистью, не поддавалось подсчетам.

– Расскажите, – попросила Галя.

– А что рассказывать? Копали они городище манси. Вы знали, что у манси рвы, валы спиралью закручиваются? Историки говорят, это связано с культом Азатота. Много всего они там нашли. Черепки, наконечники стрел, монеты, бронзовые пуговицы. А зять из-под костных отбросов достал шаманский бубен. Ну как бубен? Дужку такую с березовыми палочками, она называется «обечайка». Уже ни рукояти, ни резонаторных прорезей, а раньше звук этой штуки достигал мира предков. Но находка и в таком виде – поразительная. На ребре дужки орнамент – вереница танцующих человечков. И еще – существо, человечки будто к нему в пасть маршируют. Лягушка, так почитаемая манси.

– Я знаю эту историю, – сказала Галя, вспомнив статьи в «Правде». – Находки отправили в исследовательский институт в Тюмени.

– Да, они отреставрировали бубен, хотя многие, включая моего зятя, призывали этого не делать.

– Они сошли с ума, – сказала Галя. – Сотрудники института.

– Ага. Танцевали и корчились. Директор в бубен бил колотушкой из волчьей лапы. Так и ушли в тайгу.

– Вы меня не напугаете. –