– Именно так. Запомни, дочка. Муж голова – а жена шея. Куда шея вертит, туда голова и смотрит.

Я уронила голову на стол и застонала.

У меня оставалась последняя надежда – Фрэн. Я пошла к ней и спросила:

– Фрэн, скажи мне, что ты не делаешь вид, что Ник всегда прав.

Фрэн сложила руки на животе и таинственно улыбнулась, как хитроумная Мадонна.

– О нет, и ты, Брут? Вам что, выдают инструкции мудрой жены у алтаря?

– Ева, ты просто пока много не понимаешь…

– Да, да, потому что я еще слишком юна и тупа, как дубовая пробка.

– Не в этом дело. Просто ты такая… порывистая…как молодая лошадь. Ты иногда излишне прешь напролом. А иногда нужно найти обходной путь, где-то обнять, где-то приласкаться, где-то пустить слезу, а иногда даже нужно надуться и помолчать. А ты всегда сразу кричишь и споришь. Мужчинам это не нравится. Они хотят чувствовать, что контролируют ситуацию, что они нужны и что они – главные.

– Но если он неправ!

– Скажи ему, что тебе жаль.

– Мне не жаль! Я не понимаю, что произошло! Я обижена и сердита!

– Попробуй извиниться, наладить отношения, а потом все выяснить и исправить. Ты любишь Лукаса в конце-то концов или нет?

– Да я уже и сама ни в чем не уверена, – пробормотала я, и рассеянно помахав Фрэн рукой, побрела на улицу.

Если бы моя голова не была так забита ссорой с Локи, я бы наверняка заметила, как нехорошо выглядит Фрэн, и какое у нее желтое, отёкшее лицо и бледно-восковые руки, но внутри меня бушевали страсти.

К тому же я никак не могла переварить всю эту женско-предательскую информацию, поэтому я думала только о том, как же скучно и обидно быть женщиной в отношениях, если это подразумевает вечное наступание на горло своим принципам – пусть даже и условное, но все эти хитрости – они претили мне и вызывали отвращение.

Но как же тогда помириться с Локи? Я считаю, что он неправ, он злится на меня, и как понять, кто должен сделать первый шаг? Я? Он? А если мы снова окажемся в похожей ситуации, должны ли мы чередоваться? Или каждый раз должен будет уступать тот, кто уступил в первый раз? И еще эта непонятная красотка на мотоцикле! Слишком много вопросов, я слишком молода для этого. Некстати влез внутренний голос со своими замечаниями, что возможно, дело не в моей юности, а просто я недостаточно женственна, чтобы вести себя правильно, и это решило дело. Решив доказать самой себе, что вполне себе достойна образа, воспеваемого в поэмах, я пошла мириться первой.

На следующий день в свой обеденный перерыв я дождалась, пока Локи выйдет покурить, и вышла из лавки, но не направилась к камню, а перешла через дорогу, подошла к Лукасу и встала рядом.

– Сигаретки не найдется?

– Даже не думай.

– Я подумала, что мне восемнадцать всего-то через пару месяцев, а эта дурная привычка мне подходит. Начну курить.

– Ага, как же. Мистеру Райну сообщить не забудь. Да и Голд тебя, поди, за такое похвалит.

– Тебе-то, я смотрю, все равно.

– А я что? Разве мое мнение имеет значение? Сходи вон, с Фрэн посоветуйся, курить тебе или не курить.

– Прости меня. – выдавила из себя я.

Локи поперхнулся дымом.

– Чего?

– Прости меня.

– Ты пришла просить прощения?

– Да.

– За что?

– Что?

– За что просить-то?

– В смысле? Ну, за все, я виновата.

– В чем?

– Ну что ты пристал ко мне! Прости меня, и давай помиримся!

– Нет, я хочу знать, за что именно ты просишь прощения.

Все, все пошло не так. Или мне как обычно недоговорили какой-то важный нюанс – мол, извиняться надо голой в полнолуние – или же я опять чем-то напортачила. Быть милой никак не получалось.

– Да не знаю я! Я не поняла, почему ты взбесился и в чем я виновата!

– То есть, ты не считаешь себя виноватой, но все равно говоришь "прости"?

Никто, никто не мог разозлить меня так, как этот мерзкий рыжий зануда, не оставляющий мне ни единого шанса остаться благожелательной, спокойной, мудрой и жертвенной. Я вспыхнула как спичка:

– Да! Да, черт возьми, именно так и есть! Я прошу прощения, потому что не знаю, как по-другому сказать, что я хочу быть с тобой! Но я уже передумала!

Я театрально, но не слишком быстро развернулась, давая возможность всяким непонятливым идиотам меня удержать, и на его счастье, Лукас этот намек уловил. Взял за руку, потянул к себе, прижался к моей спине, обхватив руками за талию.

От облегчения, что снова все хорошо, я всхлипнула.

– И вообще, я считаю, что это ты виноват.

Я почувствовала, как он засмеялся.

– Конечно. Всегда виновата невестка, не так ли? И знаешь, Ева… Пожалуйста, не проси у меня больше никогда прощения, если не чувствуешь вины.

– Все так делают.

– А ты не делай. Способ явно не твой. Все равно ты врать не умеешь.

– Очень даже умею.

– Ох, Ева. – Лукас зарылся лицом в мои волосы и вдохнул их запах. – Чего ты не умеешь, так это оставлять последнее слово за кем-то другим.

Я обернулась в его руках и поцеловала его.

– Я скучал.

– Я тоже.

– На нас пялится вся улица.

– Все равно.

– И Голд.

– Ну и пусть.

– И моя мама.

– Пускай.

– И твой папа.

– Что? – я судорожно высвободилась и заозиралась. – Где папа?

– Нигде. Иди. Вечером я зайду.

Переходя дорогу, я вспомнила, что хотела спросить еще кое о чем:

– А куда ты ездил все эти дни? И кто та девушка?

Но Локи лишь многозначительно пожал плечами:

– Вечером. Я все расскажу тебе вечером.

Остаток дня я напевала, игнорируя многозначительное покашливание Голда. Летая на крыльях, я готова была обнять весь мир и даже этого вечно недовольного старика. Но когда я действительно попыталась это сделать, он вздернул свои брови:

– Я не твой рыжий, чтобы со мной миловаться. Успокойся уже, а? Не заставляй меня жалеть, что вы помирились.

Но сегодня ничто не могло сбить моего нежного настроя, и я только широко улыбнулась:

– Мистер Голд, вы меня не обманываете. Я же знаю, что в душе вы добрый и сейчас очень рады за меня.

И, прежде чем он успел опомниться, я чмокнула его в щеку и упорхала дальше.

Когда Лукас наконец-то зашел, Голд встречал его практически с распростертыми объятиями.