– Никогда не думал, что буду так рад тебя видеть. Она весь день поет и разговаривает с книгами, как сумасшедшая Белоснежка.

Лукас хмыкнул.

– Но ведь хорошо же поет, согласитесь, мастер Румпель.

– Пела бы плохо, убил бы уже.

– Хватит про меня говорить без меня! Я все слышу – сказала я, выходя к Локи уже в куртке. Он одобрительно оглядел меня.

– Тепло одета и в джинсах. Хорошо. – и протянул мне шлем.

Я попятилась назад:

– Нет, нет и нет. Я никуда не поеду на мотоцикле. И не упрашивай меня.

– Ева, машину забрала мама.

– Все равно не поеду.

– Хорошо.

– Хорошо?

– Хорошо. Я хотел тебе показать, куда я ездил всю неделю, но раз ты боишься… Не поедем, просто посидим в кафе. Поболтаем…

Я зашипела. Кто-то слишком хорошо изучил мои слабости.

– Последний – препоследний раз! И ты поедешь тихо.

– А ты держись крепче.

Я совру, если скажу, что мне не понравилось. Было что-то ужасно интимное в том, как тесно законы аэродинамики прижимала наши тела друг к другу во время движения, и скорость, безумная скорость как будто отрывала нас от земли. Казалось, что мы летим. Краем подсознания я понимала, что могла бы полюбить вот так мчаться сквозь ночь – полюбить по-настоящему. Но что-то дремучее – инстинкт самосохранения? – цепко знал, что мне, ни в чем не знающей меры и невидящей опасности, нужно всегда чувствовать опору под ногами. Я не Локи, для которого скорость – способ почувствовать себя свободным. Не папа, для которого опасность – ежедневные будни. Мне, уже наполовину витающей в облаках – нельзя отпускать тормоза – никогда. И когда мы наконец остановились, если в моем вздохе облегчения и слышалось еле заметное сожаление, то уж точно его никто не заметил.

Мы оказались перед квартирным домом. Я знала, где мы, но бывала в этом районе редко – это был спальник, тихое, укромное местечко для молодых семейных парочек – невысокие дома, ухоженные дорожки, небольшой парк.

– Мы идем к кому-то в гости?

– Да. Пойдем.

– А к кому?

– Десяток шагов и ты все увидишь своими глазами.

– Но ты мог бы мне и намекнуть, чтобы я не гадала.

– Ненавидишь сюрпризы?

– Ненавижу. – со всей искренностью признала я. – Не выношу незнания.

– Ну, тогда мы пришли. – И Лукас достал ключи, открыл зеленую дверь с циферкой 35 и посторонился.

– Прошу, мадемуазель, пожаловать ко мне в гости.

Квартира с порога ослепляла своей белоснежностью.

Шагнув за порог так осторожно, как будто внутри притаился пес Баскервилей, я стала осматриваться по сторонам. С первого взгляда не оставалось ни одного сомнения, что Локи пошутил – это место кричало, что оно принадлежало ему. Все внутренние перегородки снесены и коридор, гостиная и кухня образовывают одно единое пространство. Три огромных окна в ряд, и длинный рабочий верстак под ними, заставленный банками с краской. Несколько мольбертов, завешанных тканью, картины, развернутые лицом к стене. Белоснежный глухой шкаф от пола до потолка во всю стену, голые деревянные полы, сверкающие свежей полировкой, серая кухня по дальней стене и большой деревянный стол, вместо стульев – два цветастых кресла-капельки на высоких ножках, низкий диван горчичного цвета.

– Ну как тебе? Всю неделю приводил в порядок. – Лукас не скрывал гордости.

– Как будто твою комнату вдруг увеличили в масштабе и клонировали. А там что? – Я заметила возле ванной еще одну дверь.

– Спальня. Пойдем?

Я вдруг смутилась, но быстро взяла себя в руки.

– Конечно.

Не знаю, что я ждала увидеть – гаремные подушки и балдахин? – но спальня оказалась выдержана в такой же спокойной гамме, как и квартира. Кремовые стены, темно-зеленое покрывало, на окне плотные шторы, сейчас распахнутые, в углу торшер, под ногами шоколадный ковер. Сама же кровать…Она была низкой, простой, широкой и явно удобной, но все равно мои мысли заметались, и я старалась не смотреть на нее, чтобы не выдать своих чувств, что было трудно, поскольку кровать занимала почти все пространство небольшой комнаты.

Локи же, как нарочно, не спешил уходить. Плюхнулся на кровать и с наслаждением раскинул руки:

– Я мечтал лечь вот так с сентября, каждую ночь ютясь на том старом диване. Ужасно удобно. Давай, приляг.

Поколебавшись мгновение, я присоединилась к Лукасу. Положив голову ему на плечо, я спросила.

– Почему ты решил съехать от Ронни?

– Ну, ей уже лучше, и она рвется вернуться на свое законное место за баром, а я, конечно, еще какое-то время помогу ей, но буду честен – жить с мамой, разливая пиво за баром – не предел моих мечтаний.

– А что же предел? – я села на кровати, скрестив ноги.

– Мои картины. Творчество. Ева, я снова могу писать, и я не знаю, сколько это продлится – но я не хочу упускать ни мгновения.

– Но прокормит ли тебя твое искусство? – во мне вдруг заговорил рационализм, неприятно напоминавший голос Голда.

– Прокормит – уверенно ответил Локи. – Мой агент – та милая девушка, которую ты прожгла взглядом насквозь, не думай, что я не заметил, так вот, Лора в восторге и говорит, что с легкостью продаст любую из последних работ за неплохие деньги.

– Ты показывал ей свои работы? – ревность во мне встала на дыбы и яростно заржала.

– Показывал.

– И?

– И она настоятельно мне рекомендует вернуться в Нью-Йорк и устроить там выставку.

Горло и грудь вдруг покрылись колкой коркой льда и стало трудно дышать. Конечно же, он уедет. Я всегда это знала. Тщательно выговаривая каждое слово, я проговорила:

– Это отличная возможность.

– Да, Лора так же говорит.

Так вот как ее зовут, ту блондинку. Лора, красивое уверенное имя, перекатывающееся на языке, как морская галька. От него пахнет дорогой туберозой и синтетическим озоном. Взрослая, сильная женщина, знающая, чего и кого она хочет. Более подходящая, чем я.

– Наверняка с ней проще.

– О чем ты, дитя?

Дитя. Я для него просто глупое дитя, котенок, которого он воспитывал три месяца, а я просто выдумала себе любовь, дура, дура.

Надо встать и уйти. Просто молча, с достоинством, встать и уйти. Не сорваться в крик, не требовать объяснений. Я убью тебя, если ты расплачешься, пригрозила я сама себе.

Заторможено я встала, двинулась к дверям.

Не забудь куртку, Ева, напомнила я. Ты не должна оставить себе повода вернуться. Куртка нашлась на диване, небрежно брошенная на спинку. Неряха ты, Ева, строго пожурила я. Лора наверняка не разбрасывает вещи где попало.