– Я вам охотно верю, – кивнула я. – Только Козырю-то, грубо говоря, по барабану все эти заморочки! Он грабит картежников, это его принцип, и ему глубоко наплевать на ваш моральный кодекс чести и достоинства.

– Но кто же он, этот Козырь?! – взвился Хруст. – Как его настоящее имя?!

– Подождите, – вмешался вдруг Михайлов. – А меня тогда с какой же стати грабанули?! Я в вашем клубе не состою и в карты не играю! Я вообще не играю – никогда и ни во что!

Взоры всех присутствующих невольно обратились на меня. Я глубоко вздохнула, готовясь к крайне нелицеприятному разговору, который вполне мог бы привести к непредсказуемой реакции с их стороны. Но требовалось решиться, и я пошла ва-банк.

– Что касается вас, Геннадий Юрьевич, то я очень хотела бы побеседовать с вами наедине, – твердо произнесла я. – Есть ли здесь укромное помещение, где мы могли бы поговорить? Если нет, то мы можем сесть в мою машину.

Михайлов секунду подумал, встал и сказал:

– Пошли!

Шишков бросил на меня обеспокоенный взгляд, но я кивнула ему, чтобы он не нервничал.

– Это ненадолго, Эдуард Борисович, – бросила я ему, идя к выходу.

Михайлов провел меня через зал в отдельный кабинет, немного похожий на тот, в котором осталась вся эта незадачливая компания игроков. Только размерами он был поменьше. Мы сели в кресла, и я приступила к сути дела:

– Мне не очень-то приятно вам говорить об этом, Геннадий Юрьевич, но вы имеете полное право знать правду. Дело в том, что ограбление вашего дома – это липа чистой воды…

Михайлов непонимающе поднял брови и посмотрел на меня тяжелым взглядом.

– Я убеждена в том, – спокойно продолжила я, – что все было инсценировкой, причем не очень-то умелой.

– Кто?! – глухо спросил Михайлов. – Кто все это… инсценировал?!

– Ваша супруга, Геннадий Юрьевич, – со вздохом поведала я ему. – В компании с вашим же охранником.

Михайлов начал наливаться темно-красным соком.

– Могу представить вам все необходимые доказательства, – быстро сказала я, пока он не накинулся на меня с обвинениями в клевете на его дражайшую супругу.

– Представьте, сделайте милость, – хрипло произнес Геннадий Юрьевич. – Иначе – предупреждаю! – я подам на вас суд, где вам припаяют такой штраф, что вы на всю жизнь меня запомните! Я не люблю, когда меня обманывают, да еще и впутывают в это мою жену!..

– Ваша жена впуталась во все сама, – сказала я, не реагируя на его угрожающий тон. – Я понимаю ваши чувства, Геннадий Юрьевич, и не обижаюсь на вас. А доказательства у меня есть. Во-первых, это нападение никак не вписывается в общую канву преступлений. Связанная женщина с кляпом во рту, раненый охранник… все это – чушь собачья! Козыревские ребята так не действуют, они работают наверняка. Либо врываются в дом, когда там никого нет, либо убивают всех, находящихся там в момент налета.

– А в этом случае они решили поступить по-другому! – прорычал Михайлов. – Это и есть все ваши доказательства?

– Нет, не все, – возразила я. – Хотя вы зря отмахиваетесь от этих фактов. Когда вы остынете и будете в состоянии рассуждать здраво, вы поймете, что я права. Зачем они оставили в живых свидетелей – даже двоих?

– Они в масках были, их все равно невозможно было бы позже узнать! – стоял на своем Михайлов, но глаза выдавали его возбужденное состояние. Он сопротивлялся из последних сил, не желая поверить в вероломство своей легкомысленной супруги.

– Чушь, – отрезала я. – Никаких масок они не надевают! Они стреляют – и все! Кстати, о выстрелах. Ваш охранник Артем показал, что ему в плечо попал кто-то, стрелявший из коридора. Но я видела его рану и могу сказать, что стреляли с близкого расстояния. Потом, нужно еще ухитриться хитроумно прицелиться так, чтобы пуля не задела кость! Значит, руку намеренно берегли. Скорее всего, он сам же ее и прострелил, у вашей жены вряд ли бы на это духу хватило. Хотя не знаю… – Я откашлялась и продолжила: – Дальше. Дыра в потолке. Ваша жена сказала, что бандиты хотели выстрелить в Артема, но промазали и попали в потолок. Во-первых, чтобы так промазать, нужно быть совсем уж безруким стрелком…

– Она сказала, что пуля срикошетила! – вспомнив, вскричал Михайлов.

– Даже если и так, то, летя от двери, пуля никак не могла попасть в то место, где позже она оказалась. В потолок стреляли из центра комнаты, с дивана, это я вам точно говорю! Если вы и после этого мне не поверите, можете попросить провести экспертизу, и она вам все подтвердит. Кстати, я, как и Эдуард Борисович, с самого начала предлагала вам вызвать полицию, но вы отказались. Причем больше всех протестовала ваша жена. Я вас уверяю: женщина, потерявшая ВСЕ деньги, сделает все, чтобы их вернуть! Жена ваша привыкла к роскоши, и она не может не понимать, что с утратой всех ваших сбережений ей придется – и в значительной степени – поумерить свои аппетиты. Да она должна была голосить, умолять нас – делайте что хотите, только верните наши денежки! А она вместо этого капризничает и утверждает, что никаких денег ей не надо, ей дороже душевный покой! Будь это правдой, она вообще не стала бы вашей женой, Геннадий Юрьевич, а нашла бы себе скромного менеджера по продажам или преподавателя древней истории, которым не угрожают никакие бандитские нападения!

Выговорив все это, я отвернулась к стене. Для меня все в этой истории было ясно, и тратить время и нервы, убеждать Михайлова в моей правоте мне больше не хотелось. Я сказала ему все что хотела.

– Словом, дальше решать вам, – подвела я итог, поскольку он молчал. – Можете, конечно, сделать вид, что ничего не произошло, и простить вашу супругу, если уж вы ее так любите. Можете даже распрощаться при этом со своими деньгами. Только вот я думаю, что после этого случая она в вашем доме надолго не задержится. Ведь ее ждет любимый охранник с огромной суммой денег!

Услышав это, Михайлов полиловел, побледнел, вновь покраснел… Сжав кулаки, он несколько секунд пристально смотрел на меня, потом лицо его стало темно-бордовым. Как бы его удар не хватил!

– Думаете, деньги у него? – свистящим шепотом спросил он.

– Уверена, – сказала я. – Полагаю, вам не составит труда их отыскать. Если вы, конечно, проявите хоть немного активности в этом направлении.

Михайлов тяжело поднялся с места.

– Ну, смотрите… – проговорил он, – если все это окажется неправдой…

Он не закончил фразу, разжал кулаки и широченными шагами вышел из кабинета. Я грустно усмехнулась. Я знала, что все это – правда. Увы, горькая правда нашего времени, встречающаяся гораздо чаще, чем хотелось бы.

Но философия все-таки – не моя специальность, меня больше волнуют действия, события, и я вернулась в комнату, где сидел Шишков со товарищи. Компания, узнав о Козыре, переключилась на обсуждение связанных с этим нюансом деталей. Как я поняла из их галдежа, сеанс дружеской карточной игры на сегодняшний вечер они отменили.