скотобоен (Menschenschlachtanstalten), по сравнению с которыми римские цирки двухтысячелетней давности выглядят ничтожной прелюдией, едва ли удастся превзойти в иных свершениях нового германского духа.

1365 Перечисленные факты заставляют задуматься. Демонизм природы, над которой человек, по-видимому, восторжествовал, был невольно нами впитан, вследствие чего мы сделались марионетками дьявола. Это могло произойти только потому, что человек поверил, будто уничтожил демонов – посредством того, что объявил их суеверием. Но упускается из вида тот факт, что демоны фактически порождены человеческой психикой. Пусть они признаны нереальными, иллюзорными, их источники никоим образом не блокируются и не затаптываются. Напротив, когда демонов прогнали из скал, лесов, гор и рек, они охотно переместились в людей, найдя себе подходящие места обитания. В природных объектах они могли действовать разве что изредка, по случаю поражая камнем хижину или заставляя реку выйти из берегов, опустошить поля и утопить десяток-другой человек. А демонов внутри себя мы не замечаем, ставим все свои навыки и хитрость на службу хозяину-бессознательному и тем самым тысячекратно усиливаем его власть.

1366 Такое мнение может показаться «оригинальным», своеобразным или абсурдным только тому, кто никогда не задумывался, куда подевались те психические силы, которые воплощались в демонах. Достижения науки заслуживают, безусловно, нашего восхищения, однако психические последствия этого величайшего из человеческих триумфов поистине ужасны. К сожалению, в этом мире нет добра, за которое не пришлось бы платить злом – как минимум в равной мере. Мы еще не поняли, что дерзновенный шаг вперед уравновешивается столь же существенным шагом назад. Мы до сих пор не имеем представления о том, что значит жить в мире, лишенном психичности. Напротив, мы полагаем, что сделали рывок в будущее, неоспоримо выгодный для человека, который победил природу и взял в свои руки штурвал, чтобы самому управлять кораблем своей судьбы. Все боги и демоны, чье физическое ничтожество так легко выдается за «опиум народа», возвращаются к месту своего происхождения – в человека; они становятся дурманом, по сравнению с которым любые прежние грезы – детская игра. Что такое национал-социализм[219], как не дурман сознания, ввергнувший Европу в неописуемую катастрофу?

1367 Былые открытия науки уже невозможно отменить. Установление истины не может и не должно задерживаться. Но стремление к истине, породившее науку, не должно затмевать сущность прогресса. Науке следует осознать грядущую катастрофу, которую сулят человечеству ее достижения. Сегодня инфантильный человек получил в свои руки средства разрушения, которые требуют от него обостренного чувства ответственности или почти патологической тревоги, поскольку иначе избежать фатального злоупотребления силой вряд ли выйдет. Самое опасное на свете – это огромные скопления людей, которыми успешно манипулируют ловкие и ушлые индивидуумы. Уже формируются огромные континентальные блоки, которые якобы из миролюбия и потребности в обороне готовят будущие катастрофы. Чем больше массового равенства, тем яростнее и пагубнее движение масс!

1368 Когда человечество перешло от одушевления природы к ее раздушевлению, это было сделано самым невежливым образом: анимизм выставили на посмешище и предали поруганию как суеверие. Когда христианство изгнало старых богов, тех заменили единым Богом. Но когда наука лишила природу психичности, то не измыслила иной души, а лишь подчинила природу человеческому разуму. Под властью христианства старые боги продолжали жить, их боялись еще долгое время, пускай уже как демонов. А наука посчитала, что душа природы недостойна внимания. Осознавай она сама потрясающую новизну собственных действий, то наверняка на мгновение бы задумалась и спросила себя, не следует ли проявлять величайшую осторожность, уничтожая первоначальное состояние человечества. При утвердительном ответе понадобились бы «rite de sortie»[220], церемониальное обращение к богам, которых предполагалось низвергнуть, и примирение с ними. По крайней мере, стоило бы проявить уважение. Но наука и так называемый культурный человек никогда не видели в развитии научного познания «peril of the soul»[221], которую нужно предвосхитить проведением могущественного обряда. Это считалось невозможным, поскольку «rite de sortie» виделся всего-навсего вежливым поклонением демонам, а эпоха Просвещения триумфально провозгласила, что духов природы вовсе не существует. Люди попросту вообразили, что таких духов не существует. Они же благополучно перебрались в человеческую психику, где их ничуть не беспокоят мнения невежд и интеллектуалов. В итоге прямо на наших глазах «самый трудолюбивый, работоспособный и умный»[222]народ Европы сумел впасть в состояние полной невменяемости и поставить бездарного маляра, никогда не отличавшегося особым умом, зато славного умением правильно пользоваться дурманом для масс, на самый алтарь тоталитаризма, вообще-то предназначенный для теократий. Очевидно, что для управления государством не нужны ни знания, ни какая-либо подготовка, что любой сторонний человек без всякой военной подготовки может стать фельдмаршалом! Рассудок позорно пятится и дивится явлению непризнанного «гения». Действительно, ощущалось что-то совершенно из ряда вон выходящее в том, что этот человек возник словно из ниоткуда и хладнокровно заявил, что берет на себя ответственность за страну. Все были настолько ошеломлены, что никому не пришло на ум спросить, кто он такой, или принять необходимые меры предосторожности в заботе о благе общества. Так или иначе, он обещал слишком много для того, чтобы воспринимать его всерьез. Психопатологу знаком такой особый «гений» безответственных обещаний: он называется pseudologia phantastica[223], и считается настоящим подвигом, если кому-то удается не обмануться, особенно когда «гений» наглядно проявляет симптомы одержимости, например дар прорицания (предчувствия, чтение мыслей и так далее), и у него случаются приступы патологического аффекта (классическое безумие пророков). Ничто не заразительно в той степени, как аффект, и ничто не обезоруживает в той же мере, как посулы осуществить эгоистические желания. Не смею даже думать о том, что могло бы произойти с нами, швейцарцами, выпади на нашу долю несчастье быть восьмидесятимиллионным народом. Согласно всем психологическим прецедентам, наша глупость умножилась бы, а наша нравственность сократилась бы в двадцать раз. Чем гуще и многочисленнее масса, тем ниже уровень интеллекта и нравственности. Если еще требуются какие-либо дополнительные доказательства этой истины, примером может послужить падение Германии. Не следует обольщаться и думать, что уж мы-то ни за что бы не поддались. Присутствие предателей среди нас показывает свойственную нам подверженность внушению, а ведь, повторюсь, швейцарцев никак не назовешь восьмидесятимиллионным народом.

1369 Нас защищала прежде всего наша малочисленность, у которой имеются неизбежные психологические последствия. Во-первых, мы не верим тем, кто денно и нощно якобы норовит нас запугать и обмануть (это естественное недоверие обыденного человека к власть предержащему). Следовательно, чем неистовее речи правителя, тем больше они будут возбуждать неповиновение и упрямство: «Теперь-то я точно откажусь», – думает честный гражданин. Его можно сколько угодно обвинять