собой такую же скрытую угрозу, как и груда динамита. При высвобождении этой угрозы возникают последствия, которых никто на свете не желает и которых никто не сможет предотвратить. Поэтому крайне желательно, чтобы психологические знания распространялись как можно шире, чтобы люди сумели определить наконец источник величайших опасностей для себя. Не вооружаясь до зубов, оставаясь разрозненными – каждый сам за себя, – народы планеты не смогут защититься от жутких катастроф современной войны. Накопление оружия само по себе служит призывом к войне и ее предвестием. Скорее, нужно признать те психические условия, при которых бессознательное прорывает дамбы сознания и вытесняет разум.

1359 Надеюсь, что эта книга поможет яснее увидеть эту важнейшую современную проблему человечества.

К. Г. Юнг,

Кюснахт, Цюрих, январь 1944 г.

Размышления по поводу текущих событий

1360 Еще несколько столетий назад те области мира, на которые в последующем пролился свет науки, были окутаны глубочайшей тьмой. Природа пребывала в своем первоначальном состоянии, как и в незапамятные времена; она уже давно лишилась богов, но ни в коем случае не избавилась от психичности. Демонические духи по-прежнему обитали на земле и воде, парили в воздухе и вились в огне; колдовство и мантика определяли человеческие отношения, а тайны веры пронзали самую суть мира природы. В некоторых цветках усматривали изображения тех орудий, которыми пытали мучеников, и следы крови Христовой; спираль раковины улитки с ее направлением по часовой стрелке служила доказательством существования Бога; в алхимии непорочное зачатие трактовалось как пробуждение infans mercurialis[210] в чреве земли; Страсти Христовы представлялись через separatio, solutio и digestio[211]загадочной субстанции; смерть и воскресение Христа воспроизводились в процессах химического превращения. Это было иначе невообразимое пресуществление. Секрет крещенской воды заново открыли в чудесных свойствах растворителя как такового, ὕδωρ θειον, или aqua permanens[212]. Распятие Христа выступало как бы прообразом задач естествознания, поскольку дерево креста сопоставляли с arbor philosophica[213], которое, в свою очередь, обозначало opus alchymicum[214] в целом.

1361 Сегодня мы едва способны вообразить подобное состояние ума и не можем достоверно представить, каково было жить в мире, исполненном тайн и божественных чудес, вплоть до самого Божьего тигля, и запятнанном дьявольским обманом, уязвленном первородным грехом и тайно одушевленном автохтонным демоном, или anima mundi – теми «искрами Мировой души», что проросли, будто семена жизни, когда «Руах Элохим» носился над водами[215].

1362 Вряд ли в наши дни возможно вообразить ту невыразимую перемену в эмоциональной жизни человека, который наконец распрощался с этим почти полностью древним миром. Тем не менее, любой, чье детство было наполнено фантазиями, может в определенной степени вернуться в это состояние. Не имеет значения, оплакиваем ли мы неизбежное исчезновение этого первозданного мира или радуемся переходу в новое качество. Важен тот вопрос, который почему-то никогда не задают: что, собственно, происходит с этими фигурами и призраками, с этими богами, демонами и колдунами, с этими посланниками небес и чудовищами бездны, когда мы понимаем, что в пещерах не встретить меркурианского змея, что в лесу нет дриад, а в воде – ундин, что тайны веры ужались до нескольких догматических предписаний? Даже если мы избавились от иллюзий, это ни в коем случае не означает, что психическая инстанция, создающая эти иллюзии и фактически в них нуждающаяся, тоже уничтожена. Крайне сомнительно, что наш способ избавления от иллюзий можно считать действенным. Если, например, кто-то довольствуется доказательством того, что не существует кита, который мог бы или хотел бы проглотить Иону (или что, даже произойди подобное на самом деле, человек в таких условиях быстро задохнулся бы и не смог бы выйти наружу живым), такая критика не отдает должного мифу. Конечно, этот довод попросту нелеп, потому что он трактует миф буквально, что сегодня выглядит откровенно наивно. Мы понемногу начинаем осознавать, что «просвещенные исправления» такого рода, к сожалению, лишены смысла. Ведь одно из типичных свойств мифа – вымысел, утверждение чего-то необычного, экстраординарного, порой даже невозможного. С учетом этой особенности совершенно неуместно взывать к знаниям, полученным в начальной школе. Такая критика не способствует устранению мифологизации, она только исправляет недостоверные образы мифа, однако истинное значение последнего не затрагивается даже отдаленно, а мифологизирующий психический фактор вообще остается в стороне. Просто создается новая иллюзия, убежденность в том, что миф не соответствует действительности. Это, повторюсь, способен заметить любой ученик начальной школы. Но никто и понятия не имеет, что миф сообщает нам на самом деле. Между тем миф выражает психические факты и ситуации точно так же, как происходит в нормальном сне и в бреде шизофреника. В образной форме он описывает психические факты, существование которых невозможно опровергнуть элементарным объяснением. Мы утратили суеверный страх перед злыми духами и грозными ночными явлениями, вместо этого нас охватывает ужас перед людьми, которые, будучи одержимы бесами, творят жуткие дела на службе тьмы. Пусть сами такие люди мнят себя не одержимыми, а «сверхчеловеками», это не отменяет их одержимости.

1363 Фантастический мифологический мир Средневековья благодаря нашему так называемому просвещению просто поменял свою образность. Уже не инкубы с суккубами, не лесные нимфы с мелюзинами[216] и прочими пугают и дразнят человечество; сам человек перенял их повадки, незаметно для себя, и занялся дьявольским трудом разрушения, применяя гораздо более действенные способы. В былые времена люди были жестоки, а теперь они лишились человечности и сделались одержимыми до такой степени, какой не знало даже мрачнейшее Средневековье. В ту пору человек порядочный и умный человек в принципе мог, в определенных пределах, избежать дьявольских происков, но сегодня сами наши идеалы влекут нас в кровавую пучину национального существования.

1364 Развитие естествознания вследствие раскола церкви продолжило секуляризацию природы, изгнало демонов и покончило с последними остатками мифологического взгляда на мир. В результате наблюдается постепенное исчезновение проекций и перетекание проецируемых содержаний в человеческую психику. То есть толпа призраков, прежде бесновавшаяся снаружи, ныне перенеслась в человеческую психику; когда мы любуемся «чистой», лишенной психичности природой, то волей-неволей потворствуем ее демонам, их привечаем, и после конца Средневековья год 1918-й может ознаменовать новую эпоху – эпоху тотального кровопролития, всеобщей демонизации и полного расчеловечивания. Со времен Крестового похода детей, анабаптистов и Гамельнского крысолова[217]подобных психических эпидемий не наблюдалось, особенно в национальном масштабе. Даже камера пыток – это ошеломляющее достижение современности! – вновь возвратилась в Европу. Повсюду христианство оказалось неспособным поставить преграду этой мерзости[218], хотя жизнь множества христиан оказалась под угрозой. Изобретение человеческих