Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не думаю, что это стоит обсуждать, — сказала Мария.
— Почему? — удивился Граубергер.
— Потому что… — Прозвеневший звонок не дал ей закончить фразу.
Мария откинулась на спинку кресла, облегченно вздохнула и сказала:
— Все свободны.
— А репетиция сегодня будет? — поинтересовался Бронников.
— Сегодня — нет, но завтра — да. Всего доброго.
Последним аудиторию покидал Малевич. Дождавшись, пока остальные студенты выйдут, он остановился возле стола Марии.
— Вот то, что я обещал, — тихо сообщил Стас, зыркнув глазами по сторонам, и вложил в ладонь Марии полиэтиленовый пакетик. Она спрятала его в карман кофты и спросила:
— Сколько с меня?
— Сто баксов.
— Ты уверен?
— На все сто, — с усмешкой скаламбурил Стас.
Мария достала было бумажник, но он положил пальцы на ее руку и отрицательно качнул головой:
— Нет. Потом рассчитаемся.
— Но я…
— Потом, — повторил Малевич. Он помолчал несколько секунд и вдруг негромко проговорил: — Мария Степановна, я никогда не продавал «дурь» преподавателям.
— Всегда бывает первый раз, правда?
— Конечно. Но я бы хотел, чтобы это осталось между нами.
— Само собой.
Стас улыбнулся.
— Вот и хорошо. Если понадобится еще что-нибудь — обращайтесь.
3
На кафедре Мария застала одного лишь Ковалева.
— А где остальные? — спросила она.
— Кто где, — сухо отозвался Ковалев. — А вам, собственно, кто нужен?
— Я просто спросила. Не возражаете, если я выпью здесь кофе?
Ковалев, на мгновение отведя взгляд, поблуждал им по стеллажам с книгами, потом слегка пожал плечами.
— Пожалуйста.
Мария прошла к кофейнику и занялась приготовлением кофе. Она чувствовала, что Ковалев наблюдает за ней. Наконец кофе был готов. Мария взяла чашку и прошла к журнальному столику.
— Простите, забыла спросить: может, и вы хотите?
Мария ожидала живой реакции, но Ковалев откинулся в кресле, перевел взгляд с нее на стену и задумчиво сказал:
— Нет, спасибо.
Потом оглядел Варламову с ног до головы, задержался взглядом — взглядом инквизитора на ее лице. Этот человек, показавшийся ей поначалу таким славным и забавным, готов был собственноручно сжечь ее на костре.
Секунд тридцать Ковалев смотрел на нее, и Мария не слышала других звуков, кроме его дыхания. И вдруг он сказал:
— Если разобраться, не такое уж вы и большое зло. Вы что-то вроде мелкого беса. Но любой пожар начинается с маленькой искры. И я не хочу, чтобы вы тут… искрили. На факультете учились и преподавали мои дед и отец. Я, в каком-то смысле, продолжаю их дело. И в настоящий момент вижу свой долг в том, чтобы выковырять занозу, пока она не привела к нагноению и воспалению.
— Заноза — это я?
— Не только, — сказал Ковалев, обкусывая заусеницу на большом пальце. — Все удивляются, почему Завадский к вам благоволит. Но я-то знаю почему. Болезнь жены свела его с ума. День за днем, месяц за месяцем он убирает за ней дерьмо и наблюдает, как она угасает. Тут и самый стойкий ум рехнется.
— А вы, вероятно, метите на его место? — осведомилась Мария, отпив кофе.
Ковалев пожал плечами:
— Почему бы и нет? Из меня вышел бы неплохой завкафедрой.
— Завадский не отдаст вам свое место. Он умный человек и понимает, что вы за фрукт. Рано или поздно вам дадут пинок под зад и вышибут с кафедры.
Лицо Ковалева скривилось.
— Я не стану с вами ругаться. Вы меня не вынудите. Я просто здорово испорчу вам жизнь. — Он бросил неприязненный взгляд на Марию и вежливо осведомился: — Говорят, вы лечились в психиатрической клинике?
— Было дело.
— Уверены, что долечились? У меня есть влиятельные знакомые в психиатрических кругах. Могу посодействовать.
— Думаю, вы свяжетесь с ними и без моего согласия.
Ковалев усмехнулся, глядя на собеседницу сквозь ироничный прищур.
— Вы правы. На войне все средства хороши. И если я не могу вас сжечь, то запереть в палате для умалишенных вполне в моих силах.
Это был весомый аргумент. Марии пришлось признать, что конфликт и вправду может иметь неприятные последствия. Однако когда Ковалев вновь уставился на нее своими голубыми глазами, не отвела взгляд. И мужчина, должно быть, расценил это как принятие вызова.
— Приятно было поболтать, — бросил он беззаботным, но полным яда голосом. Затем поднялся и добавил: — Засим разрешите откланяться.
Мария, не в силах больше выносить злобного хорька, с холодной иронией бросила:
— Откланяйтесь. Похоже, ни на что другое, кроме поклонов, вы не годитесь.
Лицо Ковалева вытянулось, скулы напряглись, пальцы на руках сжались в кулаки. Мария знала, что сейчас он готов стереть ее в порошок, и это доставило ей удовольствие.
Ковалев пробормотал нечто невразумительное, угрожающе и выскочил из кабинета.
Варламова откинулась на спинку стула, улыбнувшись. Конечно, не слишком большой реванш, но после него несколько минут она чувствовала себя лучше.
А через десять минут вышла в горьковатый уличный воздух и закурила сигарету. Ноги гудели от усталости. Да и голове было не легче. Марии начинало казаться, что она уже перестала соображать.
4
Прикрыв дверь, Мария прошла в комнату. Наконец-то можно опробовать препарат, который дал ей Стас Малевич.
Наркотик оказался сильнее, чем она рассчитывала. Вероятно, местные умельцы модифицировали его. Стоило Марии проглотить таблетку, как из носа пошла кровь, а сознание слегка пошатнулось.
«Началось», — поняла она и закрыла глаза.
На этот раз ей не пришлось выходить в коридор и преодолевать десять метров, отделяющие ее от блока номер 935. Когда туман перед глазами рассеялся, Мария обнаружила себя уже в комнате Коли Сабурова. Парень сидел в инвалидном кресле, понурив голову и прикрыв глаза, словно дремал. За его спиной чернело пятно гари.
— Эй… — тихо окликнула его Мария. — Это ты? Это на самом деле ты?
Сабуров поднял голову и открыл глаза. Они блестели сухим, сумасшедшим блеском. Парень приоткрыл рот для ответа, но вместо слов с его черного языка заструился сизый дым.
В воздухе запахло гарью. С лицом Сабурова стало что-то происходить. По нему словно бы пробежала рябь, а из пор и трещин кожи повалил легкий дымок. Он становился все гуще, и вот уже вся голова инвалида была охвачена белым непроницаемым дымом, словно ее обложили дымчатой ватой.