Не ограничившись этим, я малость побродил по деревне и, встретив двух хлопцев из компании Стаха, определил их на роль часовых – торчать поблизости, а если кто-то, наплевав на грозные предупреждения, все же полезет к самоходкам или автобусу, стремглав бежать за мной. Согласились они легко – в награду я пообещал не просто покатать их компанию завтра на броне, но и дать чуток пострелять из автомата. Это им, сразу видно, показалось гораздо более завлекательным, чем торчать и глазеть на свадьбу – как и мне бы на их месте.

(Я бы выполнил обещание, не сомневайтесь. Недорого бы мне это обошлось: расход солярки получился бы невелик, и его легко было списать на тот инструктаж у замполита. А кроме штатных ППС, которых полагалось два на каждую машину, у нас были еще три трофейных «шмайсера».)

Все оказалось в порядке. Часовые были на месте, прилежно доложили, что никто и близко не подходил, напомнили о моем обещании. Я его подтвердил, и босоногие сорванцы припустили по домам – ложились сумерки. Так что, когда мы с Катрей вошли в хату, пришлось зажечь коптилку.

В ее зыбком, мерцающем свете я не сразу и заметил, что Катря украдкой бросает на меня какие-то странные взгляды, вроде бы тревожные. Но, будучи под хмельком, значения этому не придал и расспрашивать не стал. Благо у нее нашелся глечик самогона, а я сделал лимонаду, который ей страшно нравился. У немцев и на этот счет имелась придумка: вынимаешь из обертки пару больших кубиков вроде сахарных, бросаешь в кувшин с водой, там начинает шипеть, булькать и клокотать – и быстренько получается полный кувшин вкусного щиплющего язык лимонаду. Ну и дальнейшее…

А утром меня разбудил заполошный стук в окно – стекло отчаянно дребезжало, готовое вот-вот лопнуть. Прошлепав к подоконнику, я увидел за окном Стаха, растрепанного больше обычного, с шалыми, испуганными глазами. Раскрыл створку, невольно поежившись от хлынувшего в хату утреннего холодка, и спросил:

– Что еще стряслось?

– Дяденька Рыгор! – выдохнул он. – Беда!

…От реки тянуло свежестью и сыроватой прохладой. Мы стояли над телом втроем: я, знакомый мне капитан Шалин из полкового «Смерша» и незнакомый капитан, как оказалось, следователь из военной прокуратуры. Метрах в трех от нас помещался старшина Деменчук, а поодаль, на обочине ведущей в райцентр дороги стояли мотоцикл старшины, «Виллис» с водителем, на котором приехали оба капитана и «Додж – три четверти» (возле него покуривали четверо солдат в форме войск НКВД по охране тыла).

А у реки лежал ничком человек в нашей форме п/ш и начищенных хромовых сапогах, с лычками сержанта на погонах. Лежал так, что в воду была погружена только его голова и по локоть – вытянутые вперед руки. В спокойной позе лежал, показалось бы, не будь воды, что он мирно спит… Берег был ровный, но в воду опускался не отлого, глубина тут, если прикинуть, не менее метра – камешков на дне я рассмотреть не мог. Там, где я рыбачил, у Купалинского омута, берег был как раз отлогий, и камешки были видны хорошо.

И стояла тишина.

Наконец следователь – высокий, костлявый, узкогубый – сказал чуточку недовольно:

– Сколько можно вот так торчать? – повернулся к дороге и распорядился громче: – Двое – ко мне. Тело вытащить на берег. Но позы не менять, пусть лежит, как лежал.

Двое солдат подошли быстрым шагом, сноровисто подхватили тело под мышки, подняли (я узнал Игоря, и сердце снова зашлось в тоске), отнесли метра на два от воды и положили лицом вниз. Следователь жестом велел им оставаться на месте, присел на корточки и без малейшей брезгливости ощупал затылок мертвеца, макушку, всю заднюю часть головы. Выпрямившись, обтерев руки клетчатым платком, сказал, словно бы ни к кому конкретно не обращаясь:

– Никаких повреждений. Следов ударов, травм нет.

И вопросительно глянул на Шалина. Тот, правильно истолковав его взгляд, присел на корточки и повторил те же манипуляции. Выпрямившись, сказал:

– Действительно, ничего такого…

– Переверните на спину, – приказал солдатам следователь.

У меня заныло под ложечкой. Кожа на лице и руках побелела и сморщилась, как всегда бывает после долгого пребывания в воде, но лицо казалось совершенно спокойным, Игорь смотрел в небо остановившимися глазами. Рыбы и раки попортить лицо не успели.

– Вы его опознаёте? – спросил меня следователь.

– Конечно, – сказал я. – Сержант Кравец, механик-водитель моей машины.

– Следов огнестрельных либо причиненных холодным оружием ранений нет, – бесстрастно продолжал следователь. – Ну, и каким же образом ваш водитель-механик оказался… – он посмотрел в сторону полускрытых деревьями крайних домов, прикидывая расстояние, – примерно в двухстах метрах от деревни? Это ведь, собственно говоря, получается самовольная отлучка. Или вы его посылали с каким-то поручением? Хотя я, откровенно говоря, не представляю, зачем было сюда его с каким-то поручением посылать…

– Нет, – сказал я с усилием. – Все было совсем иначе…

– Ну так расскажите.

Куда мне было деться? Я и рассказал: как нас всех пригласили на свадьбу, как к нам подсела Алеся, как потом Игорь ушел с ней – и на этом то, что я видел своими глазами, закончилось. Добавил я то, что слышал от Стаха, – они долго крались за парочкой, незамеченные (а потом, когда Игорь с Алесей вышли на околицу, следить за ними, укрываясь за деревьями, сорванцам оказалось совсем легко). Проследили они парочку примерно до этого самого места. Здесь они остановились и стали целоваться. А потом… Хотя еще не стемнело окончательно и мальчишки знали эти места как свои пять пальцев, знали, что никакого опасного для человека зверья здесь не водится, на всех одновременно, как потом выяснилось, напал («Навалился, как кулем бульбы на плечи», – сказал Стах, но я его слова повторять капитану не стал, чтобы не разводить лишнего пустословия) непонятный, панический, беспричинный страх, и они, не сговариваясь, бегом припустили в деревню, а там, опять-таки не сговариваясь, молча разошлись по хатам…

– А утром что-то потянуло парнишку на это место, – добавил я. – Он и сам не мог объяснить, что. Потянуло что-то со страшной силой, и всё тут. «Как на вожжах» – по его собственному выражению. Он пошел, издали увидел… – я опустил взгляд на лежащее между нами тело Игоря, – и, не подходя близко, помчался ко мне. У меня со здешними мальчишками установились хорошие отношения…

– Пионервожатый, одним словом, – беззлобно усмехнулся Шалин.

Я с затаенным злорадством ответил:

– Выполнение полученных от замполита инструкций: наладить отношения с местным населением, три года жившим в оккупации, и…

– Знаю, – перервал Шалин. – Был в политотделе, когда обсуждали этот инструктаж, – и усмехнулся. – Ну а потом вы этот инструктаж творчески развили и дополнили собственными наработками, а? Налаживая отношения с местным самогоном и молодайками, а?

Он, вообще-то, был не вредный, но при исполнении служебных обязанностей частенько становился таким вот ядовито-ироничным.