– Тебе может показаться странным, но радужные бумажки тут неиграют решающей роли. Речь идет о восстановлении чести и достоинства. Почему бытебе не обратиться в милицию?

– Там не помогут, взяточники все! Если уж на то пошло, знаю,кому была выгодна ее смерть. Только эти люди от органов откупятся!

Внезапно мне стало нехорошо. Сильно закружилась голова, инеожиданно часто заколотилось сердце. Пару раз глубоко вздохнув, я ответила:

– Можно обратиться в частные агентства.

– Вот тебе и предлагаю.

– Но я работаю в одиночку, с двумя делами мне не справиться.Найми кого-нибудь другого.

– Никому не верю! – воскликнула Жанна. – А ты не похожа наподлого человека: глаза у тебя хорошие, берись, не прогадаешь. Заплачу любуюсумму.

– Нет, прости, связана другими обязательствами.

– Для тебя так важно отыскать это яйцо?

– Да, чрезвычайно!

– И как, получается?

– Честно говоря, не очень, – призналась я, – хотя стараюсьизо всех сил!

– Тогда предлагаю сделку, – резко сказала Жанна, – выгоднуюдля нас обеих. Ты сейчас бросаешь все и занимаешься поиском убийцы Анечки.

– В чем же тут выгода для меня? – удивилась я.

– Как только назовешь мне его имя, – размеренно протянулаЖанна, – лишь только получу доказательства, неопровержимые! Лишь только станетясно, что я не ошиблась в своих подозрениях…

– Вдруг не он? – перебила я.

– Хорошо, пусть другой, – не дрогнула Жанна, – но лишьтолько узнаю, кто и…

– Что – и?

– Сразу скажу, у кого находится яйцо.

Я чуть не упала со стула.

– Ты знаешь?

Жанна кивнула.

– А не врешь?

Женщина покачала головой и сказала:

– Знаю все: кто взял, где и почему. Ну так как, идет?Кстати, самой тебе без моей помощи ни за что не разобраться в этом хитром деле.Ты кого-нибудь подозреваешь?

– Гостей, которые сидели тогда за столом. Кое-кто уже внеподозрений. Некий Жора Колесов, пришедшая с ним дама и Роза Шилова, косметолог.Остались директор НИИ тонких технологий Владимир Сергеевич Плешков, егозаместитель Леонид Георгиевич Рамин и некий Яков, о котором мне пока вообщеничего не известно. Даже отчества и фамилии не знаю, а только то, что он тожеработает в этом НИИ. Кстати, не его ли ты подозреваешь в убийстве?

Жанна спокойно ответила:

– Яков Федорович Селиверстов. Он в НИИ является кем-то вродеторгового агента. Там все в лабораториях ударились в бизнес, про науку давнозабыли. А Яков их «изобретениями» торгует. Просто позор: доктора наук мыловарят. У Яшки в руках все рычаги, он денежными каналами владеет. Захочет,откроет шлюз, а обозлится на кого-нибудь – перекроет поток. С ним все носятсякак с писаной торбой. Одна Аня его в лицо вором называла, он ее до белых глазненавидел, но потребовать, чтобы директор ее уволил, не мог.

– Почему?

– Сначала ответь, согласна ли ты на мои условия?

– Да.

– Тогда слушай, – оживилась Жанна. – Надеюсь, тебя неследует предупреждать, что не стоит никому рассказывать о том, что ты сейчасуслышишь. Анечке не понравилось бы, если бы ее тайну стали обшептывать вкоридорах любопытные.

– Можешь не волноваться, умение держать язык за зубами – этоодно из моих профессиональных качеств.

– Хорошо, только начать придется издалека, – сообщила Жанна.

Детство Анечки Кругловой пришлось на 40-е годы. Когдагрянула война, ей было всего шесть лет. На время, о котором многие людивспоминают, как о лучшем в своей жизни, Аня оглядывалась с горечью. Ничего-то унее тогда не было: ни игрушек, ни вкусной еды, ни одежды. Какие там бананы сапельсинами, есть хлеб – и ладно. Серо-синие макароны, толстые, клейкие,считались «воскресной» едой, а если к ним добавляли тушенку из больших,покрытых липким оранжево-желтым машинным маслом банок, то это уже Новый год.Питались в основном «супом». Анина мама ухитрялась варить его из всего, чтодавали на карточки: пшено, американское сухое молоко, твердокаменный горох ипродел. Однажды вместо сахара талоны отчего-то отоварили изюмом. Анечка еласморщенные, необыкновенно вкусные коричневые ягодки и мечтала. Вот кончитсявойна, отменят карточки, мама купит ей целый мешок этого изюма. О шоколадныхконфетах Аня даже не думала. Она просто-напросто забыла, что это такое.

Но, несмотря на тяготы, было в нищем детстве девочки ихорошее. В нем начисто отсутствовала зависть. Все в классе были одеты так же,как сама Аня: в старые, перешитые мамины платья. На большой перемене всеполучали по стакану светло-желтого морковного чая, куску хлеба и крохотномуосколочку рафинада. Учебники у всех были затрепанные, а писали они на всяческихбумажных обрывках. Однажды директриса раздобыла где-то старые обои, и детистали писать на тетрадях, сшитых из обоев. Но все чаще в небо взлетали ракеты вчесть побед на фронте, все громче звучал из черной «тарелки» ликующий голосЛевитана:

– Сегодня нашими доблестными войсками освобожден отнемецко-фашистских захватчиков…

Потом война закончилась. В душе расцветала надежда налучшую, мирную жизнь. В 1945-м Анечке исполнилось десять лет, но, как многиедети военной поры, она была не по годам взрослой. В ее голове жили разумныенедетские мысли. Она видела, как тяжело приходилось маме – Нина Ивановна,работающая на заводе токарем, одна тянула дочку. Отец Ани погиб на фронте.Значит, нужно прежде всего окончить школу, и не восемь классов, а десять, потомпоступить в институт, чтобы в дальнейшем получить хорошее место работы ипомогать маме. Нина Ивановна полностью одобряла планы Ани:

– Учись, доча, становись на ноги, а я уж помогу тебе, чемсумею.