– Предполагала, что он преступник, но чтобы такое! –металась по кухне Анна Константиновна. – Нет, пока ничего не расскажу! Сначалавсе уточню, выясню! О-о-о, они все сядут! Владимир, заместитель его, Леонидэтот двуличный, и Яков. Вся команда по уши в грязи. Но нужно узнать, кто ещетам руки греет. Негодяи, убийцы, воры!..

– Она так и не объяснила, в чем дело? – поинтересовалась я.

– Нет, – покачала головой Жанна, – я много раз спрашивала, аАнечка твердила, что в такое даже поверить трудно, что, если она не добудетдоказательств, все, включая меня, сочтут ее сумасшедшей. Единственно, что онаобронила, так это информацию о лаборатории Ореста Львовича. Вроде бы именно тамс благословения начальства творились совершенно невероятные дела.

Анечка развернула бешеную активность, она пристроила наработу в лабораторию шпионку, некую Лену Мартынову. Но та оказаласьалкоголичкой. На третий день своей служебной карьеры она сперла в лабораториикакой-то технический спирт и выпила его.

По счастливой для Ореста Львовича случайности, пьянчужка незасосала свою добычу на работе. Она притащила домой бутылку с «огненной водой»,чтобы насладиться ею с полным удовольствием. Опрокинула в себя пол-литра изаснула вечным сном. Оресту Львовичу не смогли вменить даже халатность инаказать его за несоблюдение правил хранения реактивов. Заведующий лабораториейотвергал все нападки, пожимал плечами и спокойно отвечал:

– У нас все на месте, мало ли где эта мадам бутылкураздобыла. Пила дома, какой с меня спрос?

Анна Константиновна только зубами скрипела от злости.

– Вчера, – продолжала Жанна, – она сказала мне, что взяла наработу к Оресту в лабораторию вполне положительную женщину, страшно нуждающуюсяв деньгах.

– Стану ей немного приплачивать, и тетка с радостью будетстучать, – потирала руки Анна Константиновна.

– Но ведь Володя уже умер, зачем ей понадобилось вестирасследование дальше? – недоуменно воскликнула я.

– Тут клубок причин, – вздохнула Жанна. – Анечка былапатриоткой института, она проработала там всю свою жизнь, стала заведоватьотделом кадров. Ей очень не нравилось, что цитадель науки превратилась вторговый павильон и что под вывеской НИИ тонких технологий творятся грязныеделишки. Но больше всего ей было не по душе то, что многие сотрудники говорилиоб умершем директоре, как чуть ли ни о святом. Вот Анна Константиновна и хотелавытащить из темного угла мешок грязи и вытряхнуть перед всеми его содержимое.Она желала наказать своего сына даже после смерти. Анечка так ненавиделаВолодю, что мне делалось страшно.

Но окружающие, естественно, были не в курсе семейнойтрагедии и считали, что брат с сестрой великолепно ладили. Поэтому послекончины Владимира Сергеевича многие сотрудники кинулись выражать соболезнованиеАнне Константиновне, а та принимала их с соответствующей миной на лице, скрываярадость.

– Они ее убили, – прошептала Жанна, – Леонид Георгиевич,Яков и Орест Львович. Моя бедная Анечка слишком глубоко копнула, влезла в ихтайные делишки. Это письмо – просто нонсенс.

– Вот и скажи об этом в милиции, – обрадовалась я. – Пустьделом займутся профессионалы.

– Нет, – железным тоном отчеканила Жанна. – Хочешь знать,где яйцо, ищи убийцу. Да тебе и работы осталось с гулькин нос: почти все я теберассказала. Дело за малым, понять, что творится в лаборатории у Ореста. Толькоразберешься, в чем дело, сразу найдешь того, кто сделал Анечке смертельнуюинъекцию.

Я тяжело вздохнула: легко сказать, но очень трудно сделать!

Домой я вернулась в таком состоянии, словно пару раз слеталабез отдыха по маршруту Москва – Вашингтон – Москва. Ломило спину, шея горелаогнем, глаза казались раскаленными каплями свинца, ворочающимися под веками, вносу свербило, а язык был как наждак.

Выпив залпом три стакана воды, я рухнула в кровать, и тут женад моей головой раздался злобный голос Ритки:

– Ну ты хороша штучка!

– В чем дело? – прошептала я, пытаясь открыть глаза.

– Она еще спрашивает! – заорала Замощина. – Нам с Масикомчто, ночевать на выставке предлагаешь? Между прочим, таксист, которого я вконце концов поймала, как услышал, что ехать нужно в коттеджный поселокЛожкино, мигом заломил за дорогу пятьсот рублей и ни копейки не уступил, дрянь.А я – это не ты, деньги не расшвыриваю на что попало. Сама пригласила нас вгости, обещала возить и бросила.

Я села на кровати и поежилась. По спине ходил озноб. Вот ужнекстати было бы сейчас заболеть. Хотя, скажите, болезнь когда-нибудь бывает кместу? Я имею в виду настоящую хворобу, а не демонстративное прижимание ладоник левой стороне груди. Совершенно не хотела звать к нам Ритку с Масиком. Ониоказались у нас только потому, что у Замощиной сломалась машина. Кстати,автомобиль так и стоит во дворе. Я забыла вызвать мастера, забыла о том, чтоРитка со своим Масиком ждет меня в семь часов вечера после очередного кошачьегопоказа. Масику, должно быть, опять ничего не досталось, вот Замощина излобится. Хотя определенная доля истины в ее словах есть. Я и впрямь стала впоследнее время забывчивой. Не иначе как от перенапряга…

– И вообще ты все забываешь, – не унималась Ритка, онапросто плевалась огнем. – Стареешь, склероз открылся. Пей ноотропил, говорят,помогает.

– Это от усталости, – попыталась я отбиться.

– Скажите пожалуйста, – окончательно пришла в негодованиеРитулька, – отчего это ты устала, а? Не работаешь, хозяйством не занимаешься,валяешься целый день на диване пузом кверху! Ты мне обещала достать «Бурмиль»!И где он?

Я со вздохом села. Ритка не отстанет, она из тех людей,которые привыкли вцепляться в человека, как терьер в крысу.

– Так что с «Бурмилем»? – злилась Ритуся.

– Совсем не уверена, что он там есть.

– Незачем было обещания давать.

Это верно. Я потянулась к телефону.

– Вот, вот, – припечатала Замощина, – пока тебя с дивана неспихнешь, ты даже не пошевелишься.

Я подавила острое желание швырнуть в нее трубку.

– И машина моя без движения стоит, – фыркнула Рита, уходя. –Когда мастер придет, а? Надоело уже Масику по комнатам на цыпочках ходить, нанего твои придурочные животные бросаются!