Так прошла неделя, наступила другая, и Лиза начала… привыкать. Успокаиваться… Она уже не так напряженно приглядывалась и прислушивалась, не ждала каждую секунду удара из-за угла. Даже взгляд притаился, почти исчез, отпустил ее и только изредка легкой льдинкой скользил по позвоночнику. Словно невидимый некто, посмеиваясь, напоминал: «я зде-е-сь…» Лиза как будто слышала этот тихий смешок. Но и все…

Может быть, убийца успокоился, думала Лиза, понял, что она ничего про него не знает, и махнул на нее рукой? Может, напрасно она так боялась? Может быть, все кончилось? И только вспоминая кошмар Песчаного озера, она понимала: нет, не кончилось. И кончиться не может. Просто еще не пришло время. А когда оно придет, знает только он, ее враг.

Петраков торопил Лизу со статьей, и ей пришлось субботу и воскресенье, не разгибаясь, просидеть над рукописью. В понедельник она отдала шефу черновой вариант, во вторник он вернул его с поправками, и в среду она целый день горбилась за компьютером, доводя статью до ума.

А в четверг неожиданно заболела Людмила…

Еще утром она была обычной, веселой. Ежедневные походы в «Санта-Клаус» сильно поднимали ей настроение. Она с энтузиазмом уговаривала Лизу сбегать в субботу на дискотеку. Лиза была не против. Статья почти закончена, осталось только отпечатать чистовой вариант, оформить документы и отправить рукопись в редакцию журнала. До субботы она по-любому это успеет. И надо отметить окончание этого трудного дела, хоть немного отвлечься.

На работе Людмила тоже пребывала в отличном настроении, напевала, возясь с пробирками. Ближе к обеду пришел Петраков и увел ее к себе в кабинет, попросив, «не в службу, а в дружбу», понабирать на компьютере табличные данные в его диссертацию. Сам он должен был присутствовать на совещании у директора, а сроки поджимали.

Осчастливленная Людмила два часа корпела у компьютера. В обеденный перерыв Лиза с трудом оторвала ее от работы и утащила обедать. Однако сегодня обед Людмилу совершенно не интересовал. Она так спешила вернуться обратно, к компьютеру, к драгоценной «Пашечкиной» диссертации, что они даже не пошли в «Санта-Клаус», а зарулили в ближайшую «рыгаловку», столовую Политеха, где не были с самых студенческих времен. Сюда они обычно бегали обедать, когда занимались в биокорпусе, потому что оттуда было ближе до Политеха, чем до главного корпуса Универа, где располагалась их родная «тошниловка».

В «рыгаловке» ничего не изменилось с их студенческих времен. Те же маленькие зарешеченные окна под потолком, резкий люминесцентный свет, кафельные стены и пол, вызывающие неаппетитные ассоциации с туалетом. Неаппетитные запахи эти ассоциации подкрепляли. Даже «на первых блюдах» стояла та же самая раздатчица Тамара, из-за которой Лиза никогда не ела супов. Тамара всегда держала тарелку так, что ее большой палец с не очень чистым ногтем купался в супе. Словом, это было «не Рио-де-Жанейро»…

Лиза, брезгливо морщась, ковыряла вилкой жареную рыбу, Людмила с отсутствующим видом поглощала сомнительного вида серый шницель с белесой подливкой. Лиза поглядывала на нее с удивлением. Ну и ну! Она-то была уверена, что основной Людмилин инстинкт – пищевой. А вот и нет…

Вернувшись на работу, они разбежались по своим местам, и Лиза потеряла Людмилу из виду почти до вечера. Это беспокоило ее, они ведь решили держаться вместе и не выпускать друг друга из поля зрения. Но это у них никак не получалось. Все-таки они не сиамские близнецы и у каждой своя работа. Хотя, казалось бы, что могло случиться с Людмилой среди бела дня и практически на глазах у сотрудников? И все-таки Лизу томило беспокойство.

Бегая то в виварий, то в рабочую комнату мимо петраковского кабинета, Лиза на всякий случай старалась прислушиваться, что там, внутри? Там было спокойно, временами слышалось попискивание компьютера.

Лиза не видела, когда вернулся Петраков, но, пробегая в очередной раз мимо кабинета, услышала, как он переговаривается там с Людмилой.

Часа в четыре Лиза опять засела за статью и к пяти почти все закончила. А в половине шестого из петраковского кабинета наконец-то выползла Людмила, но это была уже совершенно другая Людмила.

Она как-то сникла и поскучнела, обычно тугие и румяные щеки побледнели и обвисли, в глазах было беспокойство. На Лизины встревоженные вопросы она вяло отвечала одно – устала, болит голова.

Ну, это неудивительно. Весь день пялиться в монитор…

По дороге домой Лиза поняла, что дело плохо. Людмила еле плелась, спотыкалась, лицо ее все более серело.

– Люд, ну что случилось? – приставала к ней Лиза. – Что с тобой?

Людмила отмалчивалась, почему-то смотрела на Лизу виновато, отводила глаза. Но, в конце концов, жалобно призналась:

– Не знаю, Лизочек, как-то не по себе…

Придя домой, Людмила наотрез отказалась от ужина и, не раздеваясь, легла на кровать. Лиза тоже не стала есть, она себе места не находила от беспокойства.

Полежав немного, Людмила резко вскочила и, пробормотав: «тошнит…», опрометью кинулась в туалет. Лиза побежала за ней…

Людмилу рвало так, что казалось, она вот-вот вывернется наизнанку. Обратно в комнату она добрела, повиснув на Лизе. Уложив ее, Лиза помчалась вниз, на вахту, вызывать «Скорую помощь». На бегу она нещадно ругала себя за так и не оплаченный мобильный телефон.

– Мурашка! Ты куда разлетелась? – Снизу, из прачечной поднималась Света Николашина, неся желтый пластмассовый тазик с настиранными детскими вещичками.

– «Скорую» вызывать! – запыхавшись, выкрикнула Лиза. – Людмила заболела!

– Ну-ну-ну, сразу и «Скорую»! – Света притормозила кинувшуюся было снова бежать Лизу. – Что с ней?

Выслушав перечень симптомов, она укоризненно покрутила пальцем у виска.

– Ты че, в уме? Да ее сразу в инфекционку запрут. Знаешь, какой у них там карантин? Сорок дней! Да за это время она там и вправду какую-нибудь холеру подхватит. Там знаешь, какие лежат? Бомжи да проститутки с вокзала, сплошной сиф-парад! Оно ей надо?

– Так а что делать? – Лиза нерешительно затопталась на ступеньке.

– Сами справимся. – Света решительной рукой повернула Лизу обратно. – Траванулась небось чем-то, бывает… Со мной сколько раз было! Сейчас полечим, только за аптечкой заскочу.

Через пять минут она возникла в их комнате с обувной коробкой, на которой фломастером был намалеван красный крест, и решительно подступила к Людмиле.

– Людаха! Давай, рассказывай, чего жрала?

Людмила только постанывала и слабо отмахивалась от энергичной соседки. Припоминать «чего жрала» пришлось Лизе.

– Утром кофе, бутерброд с сыром, – старательно перечисляла она. – В обед рыба жареная, компот…

– Мя-я-со… – едва слышно простонала Людмила.

– Ой, точно! – спохватилась Лиза. – Это я рыбу ела, а Людка – бифштекс!..

– Все понятно, – авторитетно заявила Света. – Мясо! Ботулизм – вряд ли, скорее, кишпалка!