Дым рассеялся, Влад широкими шагами, не чувствуя октябрьского ночного холода, идет к дому. Ребята Тихого, стоявшие у дверей, проводили его взглядом. Везде был включен свет, Влад идет на голоса, не пришлось подниматься наверх, дверь выбита, снова ребята в черном с автоматами наперевес.

Тихон со скучающим видом стоит, облокотившись о стену. Герман монотонно пинает лежащего на полу человека. Глухие удары, отборный мат, но человек не просит о помощи и не стонет, он даже смеется. Влад обводит взглядом помещение, несколько включенных ламп, может быть, красивый интерьер, если бы не бардак, царящий вокруг.

Широкая кровать, смятые простыни, алкоголь пустыми и полными бутылками на полу и столе. Тут же на низком столике ровные дорожки белого порошка, пластиковые карты, денежные купюры, кальян. Разное оружие, патроны, заколоченные ящики в углу.

Там же, прямо на полу, сидит девушка, длинные волосы закрывают половину лица, она была в одной майке, синяки по рукам и ногам, словно ее били и хватали. Она плакала, вздрагивая при каждом ударе, что Герман наносил Амирову.

Это был именно он.

— Сука ебаная, ты думал, что все тебе сойдет просто так? Что тебе позволено похищать мою женщину и сына? Я закопаю тебя живым.

Удар, еще один. Рустам в одних джинсах сгибается на полу, стонет, но тут же приходит в себя.

— А ты думал, что все забудут ваше лихое прошлое? То, как вы убивали?

— Это говорит убийца, который отправил на тот свет приемного отца? Это говоришь мне ты? Мразь!

Герман отходит чуть в сторону, натыкается взглядам на Влада, ничего не говорит, отворачивается. Смотрит, как Рустам медленно поднимается на ноги, расправляет плечи и сплевывает на пол кровь.

— Где женщина и ребенок?

Снова этот мерзкий смех, Рустам явно под наркотиками, то, как он себя ведет и практически не чувствует боли, говорит именно об этом.

— Вы что, так и не нашли ее? Я собирался ей заняться утром. Прислать вам обоим, извращенцам ебаным, маленький такой пальчик.

— Закрой свой рот, — Соболь не выдерживает, бьет Рустама в челюсть, того откидывает назад, он падает, девушка в углу вскрикивает и кидается к нему, но ее оттаскивают парни Тихого.

— Вы думаете, вам удастся меня сломать? Я пятнадцать лет терпел Сулейманова, его тупую заботу и опеку, каждый раз видя его, мне хотелось перерезать ему глотку, как он это сделал с моим отцом. А вы оба были там, вы убили мою семью, а значит, я возьму вашу.

— Ты слишком много на себя берешь, — Герман чуть отходит, давая место Владу. — Я спрашиваю, где они? Если не хочешь, чтоб тебя забили насмерть, говори.

Соболь стоит перед Рустамом, да, он может сделать то, о чем говорит Немец, в груди горит огонь, прожигая насквозь жаждой ненависти и мести. Он медленно достает из-за спины оружие, передергивает затвор, вытягивает руку.

В помещении сразу становится тихо, перед его глазами только наглый взгляд избитого Рустама, в глазах наркотический блеск, он скользит языком по еще целым зубам.

— Почему ты уверен, что мы ничего тебе не сделаем?

— Потому что у меня ваша шлюха, а вы должны ответить за свои прошлые дела.

— Ответ неверный.

Влад давит на курок, чуть слышный щелчок, пуля с такого расстояния проходит насквозь голову Амирова. Женский крик заглушает выстрел, но Владу уже все ровно. Прикрывает глаза, не слыша, что ему говорит Герман, хватаясь за голову. Он видит только Полину, разбитую губу, как она цеплялась за его руку и не хотела отпускать, словно знала, что он намерен сделать.

Но так лучше. Для всех лучше.

— Соболь, блядь, что ты творишь?! Ты совсем охерел?!

— Полина в машине, иди к ней, она с Сашей, — Влад разворачивается и просто уходит, сунув в руки Германа оружие. — Сделай с этим, что считаешь нужным.

— Вот это дела, — Тихон подходит ближе, смотрит на тело Амирова, потом на девушку, что забилась в угол и плачет. — Кто такая? Девка его? Что она постоянно скулит и воет?

Герман лишь пожимает плечами, провожая Влада взглядом. Ведь никто никого не собирался убивать без надобности. В другое время Герман сам придушил бы эту гниду, но на душе слишком много грехов, а за них, как говорят, придется расплачиваться детям. Он не хотел этого. В голове сразу выстраивается ход мыслей, как замять это дело и что скажет на это все Тихон.

Они так и стоят, смотрят под свои ноги, на лужу крови под головой Рустама, она не красная, а почти черная.

— Иди, я все улажу. Тебя ждет женщина, и выкрути мозги Соболю, если начну я, будет долго и больно всем.

Герман смотрит на Тихого, кивает, он теперь его должник. Но за спиной слышен чей-то крик, парни с автоматами удерживают пожилого мужчину. Он вырывается, подбегает, смотрит под ноги, хватается за сердце, прикрывает глаза, бормочет что-то на чужом языке.

— Это должно было случиться, но я не думал, что так быстро. Бедный мальчик, бедный мой мальчик. Он сам погубил себя. Да простит Аллах ему грехи.

Герман не стал слушать дальше, кивнул Тихону, быстро вышел из комнаты, пряча оружие в пальто. И зачем он только дал его Владу? Ведь совершенно не думал, что именно так все закончится, что он сделает этот выстрел.

Пересек двор, открыл дверь машины, увидел Полину, на ее руках сына. Сердце дрогнуло, лишь на миг прикрыл глаза. Полина смотрела, словно ждала ответа, а он не знал, что сказать.

— Полина, как ты? Все хорошо? Как Сашенька?

Он садится в салон, а охрана выходит. Гладит девушку по плечам, на ней куртка Влада, но Полина не говорит ни слова, только смотрит так, что выворачивает душу.

— Что с тобой? Скажи, Полина, не молчи. Все хорошо? Тебе больно? Как Саша?

Убирает волосы за ухо, другой рукой гладит Сашеньку по цветной шапочке. Полина следит за его рукой, черный ворон на кисти измазан кровью, кожа на костяшках содрана. От мужчины пахнет порохом и металлом, а еще чем-то сладким до тошноты. Она не хочет думать о том, что произошло, но, когда прозвучал один такой громкий выстрел в тишине, прикусила до доли треснувшую губы, прикрыв глаза. (217db)

— Нам надо в больницу, отвези нас.

— Полина? Посмотри на меня. Тебе плохо?

— Да, мне плохо.

Полина держала руки под водой и не замечала холода. Детские бутылочки были давно помыты, а она так и стояла, смотрела через кухонное окно на снег, который ложился большими снежными хлопьями на еще кое-где зеленую траву. Какая же она, должно быть, холодная, что снег не тает. Так и у нее в душе все словно вымерзло, покрылось снегом и инеем.

Интересно, это первый снег? Или она до такой степени погружена в себя и ребенка, что не замечает ничего вокруг? Надо погулять с Сашей, показать ему снежинки.