– Что же мне делать? – повторил Алексей. – Я совсем потерял себя от горя.

– Воспользуйся тем выходом, который мне предложил батюшка: поживи в скиту, с монахами. Научишься молиться Богу не только за своих близких и за себя, любимого, но и за весь род человеческий. Любой человек внутренне должен быть абсолютно одинок. Тогда для преодоления этого одиночества он будет стремиться к единению с Богом. Если же внутреннего одиночества не хватает, надо внешне постараться стать одиноким. Вот и стань одиноким добровольно. Поживи скитской жизнью, по тайге порыскай, себя поищи, может, и найдешь. И помни главное: любая ситуация ведет только к Богу.

– А если не найду? – задумчиво спросил Алексей. – Если я не найду себя?

– А вот этого не может быть, потому что не может быть никогда! – заулыбался Виктор, к которому вернулось веселое расположение духа.

Он понимал, что не следует навязывать кому-либо свою помощь, даже из самых лучших побуждений. Бесполезно и даже вредно помогать тому, кто не хочет помогать себе сам. Не делай того, о чем тебя не просят, и тогда не будет причины раздражаться, если кто-то не примет твоей непрошеной помощи; не придется сносить обид и оскорблений в случае неблагоприятного стечения обстоятельств. Виктор лишь делится с другом своим видением мира, а вот решать, как поступить, воспользоваться советами или нет, – пусть Алексей выбирает сам.

– Тебе там понравится, вот увидишь. Я до сих пор вспоминаю эти годы, как самые лучшие в моей жизни. Истинная школа выживания для настоящего мужика. Вот дела кое-какие доделаю и опять в скит годика через два махну: тянет меня туда, словно магнитом. Поживи в скиту – не пожалеешь. А если крупно повезет и ты там мишку встретишь, то заценишь жизнь как никогда!

– Какого еще Мишку, что за личность такая знаменитая? – усмехнулся угрюмо Алексей.

– Ты правильно определил: именно – личность. Уважать и любить жизнь точно заставит. Потому что он – хозяин тайги. Это я о медведе.

– Эка невидаль – медведь! Вон их сколько в зоопарке, чуть ли не в обнимку с ними посетители ходят.

– И зря. Зверь – он и есть зверь. Никогда не знаешь, что у него на уме.

– Понятно. А ты философ, однако, если предполагаешь у какого-то там медведя, который в цирке на задних лапах ходит и на велосипеде ездит, еще и наличие ума.

– Я не предполагаю. Я это знаю точно.

– Вот даже как! Так тебе что – «крупно повезло»?

– Еще как повезло! – весело рассмеялся Виктор. – Вот, смотри, – и он задрал штанину на правой ноге.

Глазам Алексея открылась неприятная и удручающая картина: вместо икры – огромный безобразный красный шрам от щиколотки до колена.

– Это мой талисман, – заключил довольный Виктор. – Как только начинаю дурить да с жиру беситься, тут же поднимаю штанину и любуюсь на мишкины художества. И жизнь представляется такой прекрасной и удивительной, что уже на всякие испытания и коллизии капризной судьбы смотрю как на жизненную необходимость и понимаю, что без них не познать настоящего вкуса к жизни. Потому что сравнивать не с чем.

– Я подумаю, – угрюмо сказал Алексей.

– Разумеется, подумай. Шаг очень серьезный. Даже если захочешь скоро выбраться из тайги – не получится. Придется остаться как минимум на год, так как зимой, да еще без проводника, она тебя не выпустит. Тайга, брат, – это тебе не шутки, уважения к себе требует и на прочность проверяет. Если хочешь измениться, нужно на какое-то время разорвать все нити, привязывающие к прежней жизни. Распрощаться с тем, что тебе дорого, а также со всем, что доставляет тебе как радость, так и боль. Мирская печаль – к смерти. Печалиться допустимо только по Богу. Сначала это приводит к покаянию, а затем к любви. Или – наоборот, у каждого свои пути-дорожки к Нему.

Алексей оторвался от охвативших его воспоминаний и снова вышел во двор. Тишина. И тревожный покой одиночества. Нет ни суетной тесноты, ни бессмысленной давки за счастливое место под солнцем. И можно, наконец, поразмышлять о смысле жизни и собственном предназначении на земле.

Ушли в прошлое плоды городской жизни: отравленная атмосфера, хлорированная вода, суета и нервозность. Он вспомнил первые недели пребывания в тайге, где воздух настолько чист и свеж, что несколько дней Алексей не мог избавиться от мучившего его кашля. Из носа текло, тело ломало и выкручивало, словно от какой-то неизвестной болезни – шла принудительная чистка организма. После полной адаптации дыхание установилось, глаза прояснились, и даже лоб разгладился от проступивших уже было морщинок. Память и мышление, точно как организм голодающего, перешли с питания внешними ресурсами на выделение и усвоение энергии внутренних запасов.

Отдалившись от мирской суеты, он пересматривал свое состояние, жизненные позиции. И много молился, определяясь в главном, – в Любви к Богу. Нежелание жить сменилось ровно-хрустальным настроением, осознанием себя крупицей мира, частичкой природы и этой бескрайней и удивительно прекрасной тайги с ее тайнами и откровениями, а буквальное одиночество явилось причиной утверждения в душе его Божественных законов.

Алексей огляделся. Последний месяц лета, склоняющегося к осени. По утрам кое-где в низинах уже выпадают первые утренники.

В тайгу! И немедленно! Пора отдохнуть от этой длящейся муки никчемности. Только там, среди величественной красоты вековых сосен, можно вздохнуть легко и свободно, избавившись от назойливых воспоминаний, которые своей тяжестью пытаются придавить его к земле. Нет, ничего у них не получится.

Отныне он впускает в себя только светлые и счастливые минуты прошлого. С благодарностью к судьбе, подарившей ему возможность насладиться счастьем любящего и любимого мужа и отца. Этих счастливых воспоминаний у него не отнять никому. Они остаются с ним навсегда. Он берет с собой в будущее только любовь и позволяет себе наконец стать счастливым. Потому что любовь – это единственное, за что следует бороться в этой жизни.

Отупевшая от душевной боли Мила глядела в окно, где сизая голубизна неба плавно перетекала в лазурь, подчеркивая легкие границы невесомых облаков. Вот и совсем стемнело. Она нехотя зажгла свечу, которая, оплывая, потрескивала, освещая притаившиеся в темных углах тени. Стало так тошно, что Мила бросилась к выходу. Какая-то неведомая сила гнала ее из дома вон, на свежий воздух.

Выйдя во двор, она глубоко вздохнула и несколько минут вглядывалась в черное небо, усыпанное мерцающими звездами, прислушиваясь к таинственным шорохам тайги. Ее плечи покрывал теплый пуховый платок, но все равно было ужасно холодно – и телу, и душе.

Невыносимая тоска по прежней свободной и счастливой жизни, по ласковому теплу роскошной квартиры, горячей ванне с благовониями, многолюдным и ярко освещенным улицам столицы, веселым шумным вечеринкам и толпам поклонников просто разрывала ее на части. Как же она соскучилась по своей беспутной и роскошной светской жизни, которую ничто не сможет заменить! Мила почувствовала такое безысходное одиночество, что захотелось поднять голову к бесконечному звездному небу и завыть на холодную равнодушную луну.