Жиганов был арестован. Теперь он пребывал в специальном отделении областной больницы, как раз для таких, как он, недобитых. Даже палату ему от щедрот выделили отдельную. Но не для того, чтобы никто его не тревожил, а чтобы не молол языком лишнего, терзая соседей рассказами о своей незавидной судьбинушке.

Ломов с Васиным пришли к нему, заручившись справкой, что пациент чувствует себя нормально и его вполне можно допрашивать, хотя и без излишеств.

– Разговор у нас долгий, – пояснил Ломов, присаживаясь на табуретку напротив экспедитора. – Для начала вопрос: откуда ты знаешь Копача?

– Не знаю я никакого Копача! – вполне бодро для трижды продырявленного воскликнул Жиганов.

– Значит, толку с тебя никакого. Порфирий Николаевич, – обернулся Ломов к стоявшему у дверей Васину, – будьте любезны, положите ему на голову подушку.

– Что?! – взвизгнул Жиганов.

– Лечить тебя, кормить. Потом судить… Сам помер – и все. С бандитами нынче разговор короткий, – поведал доверительно Ломов. – Надоели вы трудовому народу.

Экспедитор оторопел, не веря своим ушам и не понимая, как ему относиться к услышанному.

Васин, подыгрывая в этом «спектакле» – такие они не раз устраивали на пару с учителем и понимали друг друга с полуслова, – деловито кивнул и взял с соседней пустующей кровати упругую подушку.

– Знаю! – завопил Жиганов отчаянно. – Он из закарпатских цыган! Мой дальний родственник!

– До сих пор в Закарпатье живет? – поинтересовался Ломов.

– Да кто его знает, голь перекатную! Всю цыганскую родню по материнской линии по всему СССР разбросало! Где были в кочевье, туда и усаживали. Паспорта давали. Так что, – экспедитор махнул руками. – Весь Советский Союз. Ищите! Если бы мог, помог. Он мне больше не родня! Он меня из своего поганого револьвера застрелить хотел!

Начав говорить, экспедитор не остановился, пока не сообщил весь расклад, а заодно и свои противоречивые чувства. Заявился к нему Копач три года назад. До этого Жиганов его никогда не видел. Представился дальним родственником, сослался на троюродного дядьку. Побазарили за жизнь. А так как доблестный работник Потребкооперации сильно охоч до денег, то с готовностью согласился на плевое дельце, за которое обещали неплохо заплатить. Нужно было перепродать кое-какие вещички. И выправить кое-какие документы. С тех пор экспедитор стал членом шайки Копача.

Жиганов с гордостью рассказывал, как ловко приспособился тащить бланки и ставить печати в родной конторе. Какие хитрости для этого придумывал. И что перепадало ему за это неплохо – уж в чем в чем, а в скупости Копача не упрекнешь.

– Как Копача зовут? – спросил Ломов. – Фамилия?

– А черт его знает. То ли Михай. То ли Маркус. Вы же знать должны – у цыган свое цыганское имя да еще по три-четыре имени и фамилии для общего употребления. А какое верное – они и сами не знают!

– Ты зачем Сашка на «малину» потащил? – поинтересовался Ломов в конце разговора.

– Дурак потому что. Он сказал, что от Копача и что они старые кореша. А я же знаю, что Копач в городе. И сам к нему следующим вечером собирался, по-родственному. Ну, вот и подумал – устрою им неожиданную встречу. Нежданная радость будет, – по-доброму улыбнулся Жиганов.

– Ты и правда дурак, – согласился Ломов. – Просто всем дуракам дурак.

– Ну так кто же знал…

– Едва не погиб сам и человека чуть не угробил.

– Эх. И лежу вот тут весь израненный, каюсь в чужих грехах.

– В своих, Жиганов, только в своих.

Когда они вышли из больничной палаты, Ломов сказал:

– Этот слизняк вряд ли нам еще что-то ценное сообщит. Все, что знал, сказал.

– Эка вы с подушкой-то удумали, шеф, – хмыкнул Васин.

– Старый трюк. Еще в войну им пользовались. Действует безотказно. Человек на больничной койке панически боится быть задушенным подушкой. И предпочитает расколоться. Загадка для психологов.

– И что, правда давили? – насторожился Васин, который все никак не мог осознать, какую же жестокую школу прошел его учитель.

– Ну, не до конца же, – хмыкнул Ломов.

Теперь можно было оценить итоги внедрения. Считай, оно провалилось. Уже второе по счету. Преступникам удалось скрыться. Перемахнули через мост и затерялись на проселках и дорогах. На следующий день полуторку нашли сожженной в лесополосе в тридцати километрах от Шуваловска. Бандиты здраво рассудили, что на автотранспорте им не выбраться. И двинули пешком к трассе. Там автобусы, поезда. В общем, ищи ветра в поле.

Удалось установить, что они добрались до станции Валабуево. Там сели в поезд. Дальше их следы терялись. Эту ниточку можно считать оборванной.

Все же ликвидация «малины» даром не прошла. При осмотре места происшествия нашли много интересного. Местная девица легкого и совсем не одобряемого социалистическим обществом поведения – не в счет. Она ничего конкретного о банде не знала и попала на «малину» почти случайно. А вот посуда, бутылки и оконные стекла – это интереснее. Бандиты пьянствовали два дня. Притом как приличные – с фаянсовыми тарелками, кружками, стеклянными гранеными стаканами. Покинули свое место пребывания в самом спешном порядке, там уж не до уборки было.

Ломов лично стоял над душой у экспертов и требовал, чтобы они опылили порошком и вымазали кисточками каждый сантиметр поверхности, на котором могли остаться следы бандитских рук.

Отпечатков пальцев изъяли много. При этом была пара вещей, где их мог оставить только Копач. Так, ему принадлежал единственный изящный гладкий хрустальный бокал, на котором пальчики были достаточно четкие.

Это был прорыв. До сих пор бандиты работали в перчатках и ни на одном налете не наследили…

Когда оперативники вернулись в Светогорск, Апухтина там не было. Он отъехал в Москву по срочным делам и на пропесочивание от начальства. Появился через два дня. Был явно раздосадован, но не терял присутствия духа. Глядя на угрюмые лица оперативников, по-отечески подбодрил:

– Чего пригорюнились, бойцы? Меня вот тоже взгрели на самом верху, даже не представляете, в каких партийных кабинетах. Как это я допустил, что по областям России разгуливает кровавая банда, а результатов пока никаких! Так не в первый раз холку чешут. А Копачу мы уже на пятки наступаем. Рано или поздно ноги ему оттопчем, а самого в клетку запрячем, там он у нас соловьем запоет.

– Лучше бы рано, – отозвался Васин.

– Я тоже так думаю, – кивнул с усмешкой Апухтин. – Поэтому, как мог, озадачил экспертов по найденным вами «пальчикам». Рано или поздно результат будет. Ну не может такого быть, чтобы из этой шайки никто ранее не задерживался органами. А если знать хотя бы одну личность, это уже козырная карта.

Дактилоскопия в свое время была грандиозной революцией в сыскном деле. Сначала сыщики относились к мистической силе дактилоскопической идентификации со скепсисом и подозрением. Какие там следы рук? Какие уникальные папиллярные узоры, которые еще за всю историю человечества не повторились у людей ни разу? Но когда по этим отпечаткам стали садиться за решетку преступники, которых иначе никогда бы не поймали, отношение к дактилоскопии у криминалистов стало благоговейным. А у уголовников – опасливым. Последним пришлось резко менять привычки и ходить на дело в перчатках, стирать свои отпечатки с дверных ручек, претерпевать прочие неудобства и тяготы воровской жизни.