Несмело улыбнувшись шутке, я сдвигаюсь к нему еще ближе, всего на миллиметр, хотя на самом деле уже давно хочу прижаться к широкой груди.

— Я постоянно ошибаюсь, — качает головой Тринадцатый, делая вид, что не замечает моих телодвижений. — Я не могу защитить тебя, я не могу показать, насколько предан и как сильно люблю. Я все делаю не так, тем самым отталкивая любимую женщину… Все влюбленные рефаимки ведут себя одинаково. Они ревнуют своих мужчин и делают все, что быть ближе. Но не ты… Ты меня не любишь.

Это звучит как откровение. Как признание очевидного факта. Это звучит, как неизбежный конец.

— Я не знаю, насколько меня хватит, Лина, — тихо шепчет Темный и закрывает глаза.

В наступившей тяжелой, давящей тишине я слышу печальный стук собственного сердца и хриплое, тяжелое дыхание лежащего рядом мужчины.

Пауза затягивается, и, чтобы хоть немного развеять эту навалившуюся атмосферу тяжести, я сажусь на постели.

— Спасибо, конечно, за столь ценные откровенья…

Мой голос почему-то хрипит. Я поспешно кашляю в кулак, восстанавливая связки, и взвинченно продолжаю:

— Просто хотелось бы внести капельку ясности. Твои слова означают, что ты больше не претендуешь на меня как на девушку?

Темный молчит, продолжая лежать с закрытыми глазами и все так же хрипло и прерывисто дышать.

— Ты уснул, что ли? — с возмущением произношу я и толкаю его.

Доставала вздрагивает, тихо стонет сквозь плотно сжатые зубы, и на его лице застывает гримаса боли.

— Эй, ты в порядке? — встревоженно спрашиваю, осторожно касаюсь его щеки, чувствую невероятный даже для Доставалы жар, а в следующий миг его голова безвольно отклоняется в сторону.

Вот это уже более чем ненормально!

— Эй! — в панике трясу его за плечо. — Темный, очнись!

В то же мгновение мои пальцы проходят сквозь пустоту, тело мужчины начинает истончаться и пропадать прямо на глазах.

— Нет! — в панике кричу я, зачем-то шаря по простыням, где еще секунду назад лежал Доставала.

Захлестнувшая паника заставляет вскочить с кровати, а отчаянье побуждает вынырнуть из этого странного сна. Открываю глаза уже у себя в комнате. Понимаю, что стою голыми ногами на холодном полу рядом с кроватью и дышу так тяжело, словно только что закончилась многочасовая тренировка в клане.

Растерянно оглядываюсь на мирно сопящую соседку, затем замечаю проснувшегося Рокки, сидящего около моих ног. Что делать?

«Ну, чего застыла? — неожиданно зло рявкает подарок горцев. — Беги к нему, бестолочь!»

После этих слов я, наконец, стряхиваю с себя противную растерянность и бегу к двери. Хорошо, что из-за морозов я надела на ночь пижаму. Не самая, конечно, лучшая одежда для выхода, но для того, чтобы добежать до преподавательского крыла, сойдет.

Впрыгнув в сапоги, хватаю с вешалки зимнее пальто и выбегаю в коридор. Одеваюсь на бегу, потому что внутри живет какое-то странное предчувствие — могу не успеть.

Испугав сонного вахтера, выбегаю на улицу.

Усилившийся мороз накидывается на лицо, обжигает голые руки, нос и уши, но я не обращаю на это внимания. Пока бегу, слышу скрип и шуршание снега под ногами, печальное завывание ветра и далекий шум города, но, как только вхожу в преподавательское крыло, меня обволакивает тишина. Печальная, путающая, не предвещающая ничего хорошего, и мне становится жутко!

Перепрыгивая через несколько ступенек подряд, поднимаюсь на нужный этаж, торможу у дверей в секцию Темных и отчаянно колочу кулаками.

Дура! Ну какая же я дура! Нашла время для мести! Он ведь был болен, организм ослаб и не может регенерировать. И магия не поможет, потому что Кимми и Корк не лекари, а мучители!

Он умрет…

От этой неожиданной мысли я едва не задыхаюсь и еще сильнее начинаю бить кулаками в дверь. Мне открывает Кебил и молча отходит в сторону, давая возможность беспрепятственно войти.

Они все здесь — все двенадцать человек, приехавших к нам на Светлые земли. Не спят и с мрачным выражением на лицах чего-то ждут. Кто в гостиной, кто около дверей в комнату Тринадцатого, а кто тихонько шепчется на кухне.

Чуть ли не бегом пересекаю гостиную и захожу к нему в комнату, чтобы сразу же увидеть тихо стонущего Никлауса и замереть. Его большое мускулистое тело занимает больше половины кровати, и кажется, что мужчина просто прилег после тяжелого дня отдохнуть, но стоит посмотреть на голую грудь, как сразу становятся видны три глубокие раны с идеально прямыми краями.

Вокруг постели больного суетятся Кимми, Корк и профессор Дейман. Чуть в стороне с полотенцами и бинтами в руках замерла Эми, рядом Шарги с тазом, наполненным водой.

— Добить пришла или позлорадствовать? — неожиданно зло бросает Кимми, первым заметив меня в дверях спальни.

Я вздрагиваю, словно получив увесистую пощечину, и, стараясь не замечать напряженного взгляда присутствующих, медленно иду к Никлаусу.

У него сильный жар, но никто не стремится сбивать температуру. Все заняты ранами на его груди. Три кровоточащие раны, которые невозможно закрыть и залечить, пока не выйдет наружу останавливающий заживление яд. Я вспоминаю, с какой тщательностью пропитывала клинки дайсе желто-зеленой ядовитой пастой, как просила Крестного подточить лезвие…

Светлая Богиня! Что же я натворила.

— Ну что? Оно того стоило? — зло смотрит на меня Кимми, держа свою руку на лбу Никлауса.

— Отстань от нее, — холодно кидает Корк, — лучше следи за болевым порогом и сердечным ритмом.

Подарив мне еще один тяжелый взгляд, Кимми прикрывает глаза, полностью погружаясь в состояние пациента.

Осторожно присев на краешек кровати, я сжимаю руками болезненно-горячую ладонь Темного и старательно подавляю рвущийся наружу всхлип.

— Работаем, — тихо приказывает профессор Дейман.

Комнату вновь наполняют редкие команды и шум возни трех мужчин.

Видимо, из-за сильной боли маскировка, делающая из красивого аристократа некрасивого Крысеныша, спала. Теперь, раскинув руки в стороны, на покрывале тихо стонет Никлаус, а не Хорст.

Мне всего трижды удавалось побыть с ним настоящим, поэтому сейчас я жадно рассматривала и запоминала каждый сантиметр его кожи, каждый изгиб, каждую морщинку и шрамик. Да-а… теперь на его идеальном теле шрамов будет гораздо больше.

Сзади подошла Эмилия и обняла за плечи.

— Не переживай, — ободряюще прошептала она. — Я вытащу его, если понадобится.

Не зная, что сказать, просто молча киваю, хотя по-хорошему сейчас бы с таким удовольствием заревела.

Почему к нам прислали таких неправильных Темных? Почему я демонстративно обиделась и перестала общаться с Эми, когда выяснила, что она знала и не говорила, что ее дядя и есть тот самый Тринадцатый? А она — не перестала? Ведь тут не просто недомолвки и скрытая ради безопасности правда, а серьезные повреждения!