В родительский дом я всегда любил возвращаться. Особенно после долгих поездок. Завалиться под вечер. Остаться ужинать. Прислушиваться к ароматам, доносящимся из кухни, и беседовать с родителями о работе. Немножко похвастаться успехами, терпеливо выслушать мамины причитания о моей беспутной личной жизни, вместе погоревать о Кирилле и посетовать, что его сын живет так далеко. Но я даже не предполагал, как изменятся мама с папой, стоило мне привести к ним Ольгу и назвать своей женщиной. У матери глаза вылезли из орбит, а папа слег с сердечным приступом. И Роберт, о котором мечтали долгие четыре года, вообще оказался никому не нужен.

— Он напоминает Кирилла. Слишком больно, — сказала мне по телефону Галка и так ни разу не явилась в гости. Оно понятно, молодой любовник… Но мне как-то стало обидно за Роберта. Столько родни, а никому не нужен ребенок. Ну, естественно, кроме Олюшки и меня. Я запретил себе думать о верном выстреле снайпера Джо. Но только не сегодня… Я как дурак прокручиваю в голове события того злополучного дня, когда увидел свою мимолетную любовницу, гордо шествующую через весь ресторан под ручку с моим сыном. Строю версии и злюсь на Ольгу.

«Трудно сразу сказать, что ли? — сжимаю зубы, стараясь не сорваться. Моя будущая жена отрешенно смотрит в окно и даже не пытается заговорить. Но если Кирилл и Ольга не расставались, и тот злополучный вечер закончился мордобоем, то, может, им мять простыни некогда было? Или на бегу мой высокомерный сын принялся вышибать клин клином.

«Не надо мериться с папой. У папы всегда больше», — мысленно усмехаюсь и кошусь на Ольгу.

— Что приуныла? — спрашиваю, въезжая на охраняемую территорию жилого комплекса.

— Все в порядке, — улыбается она через силу. Ясное дело, не хочет идти к моим родакам. Я делаю вид, что не понимаю ее настроения. Не могу же я перессориться со всей родней.

«Стерпится — слюбится», — повторяю про себя и, нажав на кнопку домофона, слышу веселый голос первой жены.

— Вадик, ты?

«Вот так номер, чтоб я помер», — хмыкаю про себя. И лишний раз убеждаюсь, что Ольга ничего не заметила. Она что-то говорит сыну, гладит собаку и поправляет красивую белую рубашку, расшитую тонким алым шнуром.

— Ты самая красивая, — шепчу я ей, прежде чем лифт достигнет седьмого этажа и двери разъедутся в стороны.

— На этом празднике жизни? — уточняет Ольга. — В компании «кому под девяносто»?

— В целом мире, — смеюсь я и, улучив момент, когда Роберт внимательно наблюдает за разъезжающимися створками, быстро накрываю ее губы своими. Маленький невинный поцелуйчик! Прям как в седьмом классе за гаражами… С кем я встречался тогда? С Ленкой Жуковой или Катькой из восьмого «А»? Дожили! Сам поцелуй помню, а вот кого зажимал за гаражами — забыл. Нужно спросить у Галки. Она уже тогда по мне сохла. Перед глазами тут же появляется смешливая девчонка с густой каштановой челкой и огромными карими глазами. Сиськи — третий номер, веселый характер. А что еще пацану надо?

Ударившись в воспоминания, я добродушно здороваюсь с Галкой. Про Ленку Жукову не спрашиваю, и за каким хреном моя бывшая жена приперлась на торжество, тоже не интересуюсь. Ясное дело, позвонила поздравить отца, и тот ее пригласил. И на мою возмущенную претензию любимый родитель печально разведет руками и заявит возмущенно: «Галочка — член семьи!».

Но сегодня я благодарен Галке. В то время как Роберт и чей-то внучок носятся с Бимкой по террасе, а я выслушиваю мамины нотации в кухне, мои жены совершенно спокойно болтают друг с другом и даже за стол садятся рядом.

«Если б я был султан…»

Домой мы возвращаемся поздно вечером, и Ольга, демонстративно усевшись сзади, укладывает затылок на подголовник и закрывает глаза. Я кошусь на нее в зеркало заднего вида и по дрогнувшим векам и кривой усмешке понимаю, что моя любимая не спит.

— Тебя кто-то обидел? — спрашиваю ее, когда она, уложив Роберта, приходит в нашу спальню.

— Нет, — мотает она головой. — Только объясни своим родителям, что мой сын не игрушка. Весь прошедший месяц его все дружно игнорировали, — восклицает она, отчаянно жестикулируя, — а теперь воспылали любовью, стоило прийти друзьям с внуком. Роберт еще слишком мал и далек от интриг. Он меня взял сейчас за руку и сказал «видишь, мама, меня бабушка с дедушкой уже полюбили, скоро и тебя полюбят». А мне тошно, Вадим. Я вижу это двуличие, но ничего ребенку объяснить не могу. В вашем серпентарии только один нормальный человек — Галочка. Все остальные — ну точно упыри из фильма ужасов. Если ты не против, мы с Робертом перестанем туда ездить.

— Постепенно, Олюшка. После свадьбы… — киваю я, понимая, что назревает крупный конфликт.

— Нет, — топает ногой она, и я, решив перевести все в шутку, подскакиваю к ней и, подхватив на руки, плюхаюсь вместе с Ольгой на кровать.

— Меньше слов, дорогая, — шепчу, наваливаясь сверху. — Забудь о моих родственниках. К нам они точно без приглашения не приедут. И как только забеременеешь, сведем на нет твои посещения этого злачного места.

— Ты хочешь еще ребенка? — слабо мяукает она, обвивая мою шею руками.

— Конечно, еще как хочу, — фыркаю я, раздвигая полы ее халата. И как дурак радуюсь, что удалось избежать конфликта.

«Завтра нужно позвонить Галке, — решаю я, проводя рукой по бедру Олюшки. — Во-первых, поблагодарить за хорошее отношение к моей будущей жене, а во-вторых, спросить у нее о Кирилле. Слабо верится, что наш сын мог ударить женщину».

Когда за окном начинает светать, я просыпаюсь словно от толчка. Ничего не понимая, озираюсь по сторонам. Ольга сидит на кровати, согнувшись в три погибели.

— Тошнит сильно и в животе жжет, — жалуется она и, подскочив с постели, несется в ванную. Я подхватываюсь следом и в первые минуты радостно улыбаюсь. Наверняка мы с Одноглазым забили гол где-то месячишко назад. Оле-оле-олей!

Но подавая Ольге стакан воды и полотенце, я невольно вглядываюсь в бледное лицо.

Ольга, белая как мел, стоит, облокотившись о стену, и старается выровнять дыхание.

— Сильно в животе жжет, — жалуется она и напряженно озирается по сторонам. — Кстати, где мы, Вадичка?

«Здрасьте, приехали! — хочется заорать мне, как обычному мужику, которого разбудили ни свет ни заря, но профессионал, умудрившийся проснуться раньше, резко пресекает любое возражение. — Стопэ, Вадим Петрович. Стопэ! Кажется, все не так, как видится. И если я не ошибаюсь, то мы имеем дело с отравлением. И отнюдь не пищевым».

«Сука! — мысленно воплю я. — Какая тварь и когда умудрилась отравить мою женщину?» — и самый ужасный вопрос, который я боюсь себе задать, где именно ей подсыпали яд.

— Сейчас мы тебя полечим, Олюшка, — улыбаюсь я, стараясь не напугать. А уложив будущую жену в постель и подставив рядом таз, лихорадочно роюсь в аптечке. Ольгу рвет беспрерывно. И я понимаю, что не заблуждаюсь. Хотя с радостью бы признался сейчас в неверном диагнозе. Ошибка исключена, твою мать! Я развожу в воде белый порошок полисорба, желая хоть частично вывести токсины, и, ткнув пальцем в номер брата, прижимаю трубку к уху. Жду, когда этот засранец проснется и мне ответит.