— Нет, все хорошо, — улыбаюсь я. Как же мне нравится заботливость Косогорова. Хотя иногда он перегибает палку.

— Тогда послушай, что тебе скажет Кристина. Она отличный специалист. Ей я доверяю как самому себе. Никто тебя не просить прямо сейчас принимать решение. Подумаем. Наверное, Кристина привезет с собой копии документов. Вечером, если захочешь, я посмотрю. Не бойся, никто тебя не обманет. Уже все. Поезд ушел. Шевелевы могут себя за задницу укусить. У них это скорее получится. Я так понял, что завещание составлено еще Терезой. И вступило в силу в день смерти Коли.

— Как все сложно, — легкомысленно вздыхаю я и вскрикиваю от радости, когда распахивается дверь и в палату вбегает Роберт.

— Я работать, — встает с постели Вадим. — Оставлю маму под твоим присмотром, Роб, — добавляет он совершенно серьезно. И маленький мальчик, уже залезший с ногами ко мне на кровать, так же серьезно кивает в ответ.

В который раз я задумываюсь над проблемой отцовства. Наверное, придется сделать тест. Честно говоря, мне эти знания не нужны совершенно. А как выяснится, что Роберт от Кирилла? Что тогда делать? Роберта любить я не перестану. Я каждый день думаю об этом. Размышляю и взвешиваю все «за» и «против». И неожиданно понимаю, что буду сидеть тихо, как мышь. А если Вадим захочет, соглашусь. Моя интуиция подсказывает мне, что Косогоров вряд ли сам захочет докопаться до истины.

«Пусть биологическим отцом окажется он, а не Кирилл, — думаю я и, заметив, как Роберт деловито укладывается рядом, беру с тумбочки детскую книжку и предлагаю с улыбкой.

— Давай почитаем?

Маленькая темная голова кивает в ответ. Только руки тянутся ко мне, обвивают шею, а сам Роберт прижимается ко мне, всем своим маленьким тельцем показывая свою любовь.

Кристина, высокая худая женщина, очень похожа на Сальму Хайек. Высокие скулы, чувственный рот, очерченный красной помадой, и темные живые глаза. Мы сразу находим общий язык и уже через несколько минут болтаем словно подружки.

— Слушай, Оль, — улыбается мне Кристина. — Да ты у нас богатенький Буратино. Мажорка!

— Я? — изумленно тяну и глаз не могу отвести от по-настоящему красивой женщины.

«Вот странно, — проносится у меня в голове, — Косогоров окружен красавицами. Что эта Кристина, что Елена Прекрасная… А выбрал меня. Дворовую кошку. Нет, у меня нет комплекса неполноценности. Я точно знаю о своей привлекательности. Только не дотягиваю до такого уровня, когда природная красота сочетается с интеллектом и шармом. Играю в другой лиге, более простой и незатейливой.

«Каждую из них хоть на обложку Вога, — думаю я, делая вид, что изучаю документы. — А вот Косогоров выбрал меня».

Улыбаясь собственным мыслям, я вглядываюсь в текст и внезапно слышу в башке голос Антона Семеновича Шпака из старой кинокомедии.

«Три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных, куртка замшевая… три…»

«Соберись», — велю я себе и снова вчитываюсь в убористые буковки. По всему выходит, папа Коля оставил мне многомиллионное состояние. Недвижимость, деньги на заграничных счетах и какие-то картины, особо оговоренные в завещании.

— Есть за что побороться, — улыбается мне Кристина. — Да и никакой войны не будет. Все уже и так твое, Оля. Вот только если ты решишь отказаться в пользу бедных. Ну, я имею в виду Шевелевых.

— А им что перепадает? — спрашиваю осторожно.

— Светлане полностью отходит бизнес. Но это и справедливо. Они с Терезой долгие годы были не только подругами, но и деловыми партнерами. После смерти Разуваевой твоя тетка де-факто стала единственным учредителем компании. А теперь и де-юре тоже. Ты, как родная дочка, можешь затребовать свою долю и в бизнесе. Но я бы не советовала… И Вадик, наверное, не позволит.

— Не хочу, — мотаю я головой. — Мне чужого не надо. Со своим бы разобраться, — тяжело вздыхаю я, неожиданно разозлившись на Кристину за «Вадика».

«Это ревность, — говорю самой себе. — Он выбрал тебя. Успокойся. Пусть остальные кусают локти. Или до чего там дотянутся….»

После ухода Кристины я пытаюсь привести мысли в порядок и все еще не верю в свалившееся на меня богатство. Была бы одна, наверное, отказалась бы. Но из-за Роберта я этого делать не стану. Да и ни в коем случае не сдамся Шевелеву. А значит, все приму.

«Вот только что со всем этим скарбом делать? — думаю я, поджав губы. — Квартиру в Праге можно сдавать. Сочинскую тоже. Здешний дом — памятник безвкусице — продам!»

Пролистывая документы, я на минуту замираю, вспоминая, как один-единственный раз заезжала к отцу. Мама слегла тогда с воспалением легких, а у нас денег даже на еду не хватало, не говоря уже о лекарствах. Она сама ему позвонила или бабушка, не знаю. Но только мне поручили съездить к отцу за деньгами на лекарства. В центре города, на тихой улочке, я увидела огромный белый дом с лепниной и каменными вставками и даже остолбенела от потрясающего вида. Елочки, березки и выстриженные зеленые газончики придавали замку Терезы некоторую европейскую утонченность. Я долго стояла напротив, не в силах налюбоваться, и, заметив, что привлекаю внимание соседской охраны, перешла на другую сторону и ткнула пальцем в домофон. В глубине души я предвкушала роскошь внутри, а войдя внутрь, чуть не закричала от разочарования. И хоть дальше прихожей и первой комнаты меня не пустили, но мне и этого хватило. Зеркала в золоченых рамах, хрустальные люстры и черный полупрозрачный, будто стеклянный, пол создавали впечатление декораций и просто вопили о дурном вкусе хозяев.

«Насчет дома посоветуюсь с Вадимом», — решила я и, перевернув страницу, вскрикнула от неожиданности.

«Портобелло, твою мать! Портобелло!»

От такого поворота мне сносит башню. И это совершенно не тот дом, где я жила, когда сбежала от Кирилла.

Вчитываюсь в адрес и готова заорать от восторга. Бат-стрит!

Я помню этот дом, упирающийся калиткой в Променад. Чудесный особняк в викторианском стиле. Там еще, кажется, заросший небольшой сад. Сколько раз я проходила мимо и гадала, кто же там живет. Сколько раз, сидя на пляже, воображала, что живу именно там. И, купаясь в холодном северном море, смотрела на островерхие башенки и эркеры.

Если бы я не ходила сейчас по стенке, то станцевала бы на столе или на подоконнике.

«Йес! — ликую, представляя, как мы с Вадимом и Робертом гуляем по пляжу. Впереди бегут Берта и Бимка, плещутся стальные волны и дует ветер. А на мокром песке остаются отпечатки кроссовок. Я уже представляю наш дом. Его простое убранство и невероятный вид из окон. Трудно остаться равнодушным, когда в ста метрах от крыльца плещется море.

«Какая же я везучая, — думаю, откинувшись на подушки, и с нетерпением жду Вадима. Хочу поделиться с ним охренительными новостями и предложить вместо Мальдив мотнуть в Шотландию. Я обожаю эту страну с ее изумрудной травой и потемневшими от времени зданиями. Люблю сильных и гордых жителей. И немного балдею, когда, кутаясь в покрывало, закрываю глаза и снова вижу дом Терезы на улице Принцев, разрезающей Эдинбург на Старый и Новый город. Одна сторона улицы застроена домами, а на другой, спускающейся в глубокую лощину, давным-давно разбили парк. Мы с Робертом любили там бродить по тенистым аллейкам, смотреть на замок, возвышающийся над городом, и кормить шустрых и хитрых белок, старающихся ухватить с ладони самый большой орех. Вновь гуляя по улицам древнего города, я засыпаю и продираю глаза только тогда, когда в темную палату осторожно входит Косогоров.