Аманда уже не лежит на полу, а стоит неподалеку спиной ко мне.

Окликаю ее, спрашиваю, всё ли в порядке, но ответа нет.

С усилием поднимаюсь.

Лукас держит в руке фонарь, и, подойдя ближе, я вижу, что свет не падает на стену куба, которая должна быть здесь, прямо перед нами.

Я прохожу мимо, и Аманда идет за мной с фонарем.

Еще одна дверь, идентичная той, через которую мы вышли из ангара.

Иду дальше.

Футов через двенадцать следующая дверь.

За ней – другая.

И еще одна.

И еще…

В фонарике шестидесятиваттная лампочка, и света хватает на семьдесят-восемьдесят футов – дальше он меркнет, отражаясь призрачными бликами от холодной поверхности металлических стен с одной стороны и уходящих вдаль дверей, расположенных на равном расстоянии одна от другой.

За кругом света – абсолютная тьма.

Пораженный, я замираю.

Я думаю о тысячах прочитанных за свою жизнь книг и статей. О сданных экзаменах. О проведенных занятиях. О выученных наизусть теориях и написанных на досках уравнениях. Я думаю о тех месяцах, которые провел в «чистой комнате», где пытался построить что-то, бывшее бледным подобием этого места.

Ближе всего подобраться к материальным объектам исследования изучающие физику и космологию могут с помощью телескопа, наблюдая за древними галактиками. О столкновении частиц мы судим по информации, полученной от приборов, но видеть сами столкновения не можем.

Между уравнениями и реальностью, которую они представляют, всегда есть граница, барьер.

Но теперь никакой границы больше нет. По крайней мере, для меня.

Одна мысль стучит в голове: я здесь. Я действительно здесь, в этом месте. Оно существует.

Ощущение чуда переполняет меня, вытесняя – по крайней мере, на мгновение – страх.

– Самое прекрасное, что мы можем испытать, – это непостижимое, – говорю я и, заметив вопросительный взгляд Аманды, поясняю: – Эйнштейн сказал, не я.

– А оно реально, это место?

– Что ты имеешь в виду под «реально»?

– Мы действительно находимся в какой-то физической локации?

– Думаю, это манифестация разума, пытающегося визуально объяснить нечто, недоступное нашему мозгу в силу его недостаточной эволюции.

– И это нечто…

– Суперпозиция.

– То есть мы пребываем сейчас в квантовом состоянии?

Я бросаю взгляд назад, в коридор. Потом вперед, во тьму.

Даже в тусклом свете фонарика заметно, что пространство обладает таким качеством, как рекурсивность – словно два зеркала смотрят одно в другое.

– Да, – отвечаю я. – Оно выглядит как коридор, но я думаю, что на самом деле это куб повторяет себя во всех возможных реальностях, имеющих общую точку в пространстве и времени.

– Как поперечный разрез?

– Вот именно. В квантовой механике существует понятие волновой функции, которая содержит в себе всю информацию о системе – до ее коллапса вследствие наблюдения. На мой взгляд, этот коридор есть способ визуализации мозгом содержания волновой функции, всех возможных последствий нашего суперпозиционного квантового состояния.

– И куда этот коридор ведет? – спрашивает Аманда. – Если мы пойдем по нему дальше, то где в конце концов окажемся?

– Он бесконечен, – говорю я, и ощущение чуда рассеивается, сменяясь ужасом.

Мы идем дальше, но ничего не происходит, ничего не меняется, и мы остаемся сами собой.

Двери, двери, двери… одна за другой… одна за другой.

– Мы миновали четыреста сорок дверей, – говорю я спустя какое-то время. – От двери до двери – двенадцать футов. Значит, мы прошли уже полную милю.

Моя спутница останавливается, сбрасывает с плеч рюкзак и садится на пол у стены. Я сажусь рядом. Между нами фонарь.

– А если Лейтон решит последовать за нами? – спрашиваю я.

– Он никогда этого не сделает, – качает головой Лукас.

– Почему?

– Потому что боится куба. Мы все боимся. Из тех, кто вошел в него, никто не вернулся. Кроме тебя. Поэтому-то Лейтон так хотел узнать, как у тебя это получилось.

– А что случилось с испытателями?

– Первым в куб вошел парень по имени Мэтью Снелл. Мы тогда совершенно не представляли, с чем имеем дело, так что инструкции он получил самые простые и четкие. Войти в куб. Закрыть дверь. Сесть. Сделать укол. Что бы ни случилось, что бы он там ни увидел, ему надлежало сидеть и ждать, пока действие состава не пройдет, а потом выйти в ангар. Даже если б Мэтью увидел это все, из куба он не вышел бы. Он бы с места не сдвинулся.

– Так что случилось?

– Через час Мэтью так и не появился, хотя его время вышло. Мы хотели открыть дверь, но боялись помешать тому, что могло там происходить. В общем, дверь открыли только спустя двадцать четыре часа.

– И куб оказался пустым.

– Точно. – В голубоватом свете фонаря Аманда выглядит усталой и даже изможденной. – Шагнуть в куб и принять состав – то же самое, что пройти через одностороннюю дверь. Возвратиться невозможно. Поэтому рисковать и преследовать нас никто не станет. Мы здесь одни. Что ты хочешь сделать?

– То же, что сделал бы на моем месте любой хороший ученый, – провести эксперимент. Открыть дверь и посмотреть, что получится.

– Для полной ясности: ты действительно не представляешь, что там, за этими дверьми?

– Нет.

Я помогаю Лукас подняться и закидываю за спину рюкзак. Во рту пересохло. Захватила ли моя спасительница воды?

Мы снова идем по коридору. Сказать по правде, я просто не решаюсь сделать выбор. Если возможность выбора бесконечна, то с точки зрения статистики сам выбор значит все и ничего. Каждый выбор – правильный. Каждый выбор – неверный.

Наконец я останавливаюсь и показываю на одну из дверей.

– Эта?

Аманда пожимает плечами.

– Давай.

Берусь за холодную металлическую ручку.

– Ампулы у нас, так? Потому что…

– Я проверила рюкзак, когда мы останавливались минуту назад.

Поворачиваю ручку, слышу, как отходит задвижка, и толкаю.

Дверь распахивается внутрь.

– Что там? – шепчет Лукас. – Что ты видишь?

– Пока ничего. Там тоже темно. Дай-ка мне… – Я беру у нее фонарь и только теперь замечаю, что мы снова стоим в кубе. – Смотри-ка, коридор исчез!

– Тебя это удивляет?

– Вообще-то, вполне логично. Среда за дверью взаимодействует с интерьером куба. Она дестабилизировала квантовое состояние.