Люди Вэнса уже достали оружие и направляются через ангар к местным Джейсону и Аманде.

Сам Лейтон выходит вперед, и я вдруг слышу, как мой двойник говорит:

– Она ни в чем не виновата. Я заставил ее, угрожал.

Вэнс смотрит на Лукас:

– Это правда? Заставил? Мы знакомы больше десяти лет, и я не помню случая, чтобы кто-то заставил тебя делать что-то против твоего желания.

Вид у второй Аманды испуганный, но и дерзкий. Голос дрожит.

– Я не буду стоять и смотреть, как ты мучаешь людей. С меня хватит.

– Вот как. Что ж, в таком случае…

Лейтон кладет руку на плечо стоящего справа мужчины.

Выстрел оглушает.

Ослепительная вспышка…

Та Аманда падает, словно кто-то где-то щелкнул выключателем, а Аманда рядом со мной приглушенно вскрикивает.

Другой Джейсон бросается на Лейтона, но второй охранник вскидывает тазер, и вот уже мой двойник вопит и корчится на полу ангара.

Моя Аманда все-таки выдает нас криком.

Вэнс в полнейшей растерянности смотрит прямо на нас.

– Эй!

Охранники устремляются к нам.

Я хватаю Аманду за руку, тяну ее за собой в куб и задвигаю дверь.

Щелкает замок. Коридор восстанавливается, но действие препарата может закончиться в любую секунду.

– Там не ты, – говорю я. – Ты здесь, рядом со мной. Живая и здоровая. Там – не ты.

Даже в тусклом свете видно, что Аманда плачет. Слезы текут по ее испачканному золой лицу, оставляя черные дорожки, словно от потекшей туши.

– Она – часть меня, – шепчет Лукас. – Была.

Я беру ее руку, поднимаю и поворачиваю, чтобы посмотреть на часы. До девяностоминутной отметки остается сорок пять секунд.

– Пора.

Иду по коридору. Оглядываюсь.

– Аманда, быстрее!

Она догоняет, и я сразу же открываю дверь.

Кромешная тьма.

Ни звука, ни запаха. Пустота.

Я захлопываю дверь.

Стараюсь не паниковать, но вариантов должно бы быть больше. Нам нужно найти подходящее место, чтобы отдохнуть.

Открываю следующую дверь.

Футах в десяти, в высокой траве перед обвисшим проволочным забором, стоит и смотрит на меня большими желтыми глазами волк. Хищник опускает голову, рычит, делает шаг ко мне…

Я закрываю дверь.

Аманда хватает меня за руку.

Идем дальше.

Надо было бы попробовать еще, но, по правде говоря, мне страшно. Я уже не верю, что мы найдем безопасное место.

Теперь дверь открывает Аманда.

В куб летит снег. Холод покусывает щеки. За снежной пеленой виднеются силуэты деревьев вблизи и каких-то строений вдали, за ними.

– Что думаешь? – спрашиваю я.

– Думаю, что не хочу больше оставаться в этом гребаном ящике.

Женщина ступает на снег и внезапно погружается по колено в мягкую белую пудру.

Чувствую, что препарат выдыхается. В левый глаз как будто воткнулась льдинка. Ощущение сильное, острое, но мимолетное.

Выхожу следом за Амандой, и мы берем курс на жилой квартал.

Под слоем свежего снега лежит другой, более плотный, с хрустящей коркой, ломающейся медленно и неохотно.

Догоняю Аманду.

Мы бредем через заснеженную пустошь к домам, которые словно исчезают перед моими глазами.

Если меня от холода хоть немного защищают джинсы и толстовка, то Аманде в ее красной юбке, черном свитерке и туфельках приходится туго.

Проведя бо́льшую часть жизни на Среднем Западе, я никогда не знал такого холода. Щеки и скулы стремительно замерзают, пальцы начинают терять чувствительность.

Ветер гонит нас вперед, снегопад усиливается, и мир все сильнее напоминает игрушку «снежный шар», которую только что как следует встряхнули.

Мы пробиваемся через сугробы, торопимся изо всех сил, но только проваливаемся глубже и глубже, и ориентироваться становится практически невозможно.

У Аманды посинели щеки. Волосы спутались и смерзлись.

Нас обоих трясет от холода так, что зуб на зуб не попадает.

– Надо вернуться, – с трудом выговариваю я.

В ушах только вой ветра.

Лукас смотрит на меня растерянно, а потом кивает.

Оглядываюсь – куба нет.

Страх сжимает сердце.

Снег метет сбоку. Те дома, что виднелись вдалеке, пропали.

Везде, куда ни посмотри, одно и то же.

Аманда роняет и тут же вскидывает голову. Я снова и снова сжимаю кулаки, стараясь восстановить кровообращение в кончиках пальцев, но толку от этого мало. Нитка на пальце заледенела.

Мысли начинают путаться.

Я трясусь от холода.

Мы крупно облажались.

Здесь не просто холодно, а смертельно холодно.

Я даже не представляю, насколько далеко мы ушли от куба.

Да и какое это имеет значение, если мы практически слепы?

В любом случае холод убьет нас в считаные минуты.

Не останавливаться. Двигаться.

В глазах у Аманды отстраненное выражение. По снегу она идет едва ли не босиком.

– Больно, – слышу я ее голос.

Наклоняюсь, подхватываю ее на руки и бреду, пошатываясь, дальше. Она прижимается ко мне всем телом, и я чувствую, как ее трясет.

Ветер, снег и холод – и мы в центре этой убийственной круговерти. Если только не смотреть вниз, под ноги, голова сразу начинает кружиться.

В какой-то момент я с полной ясностью осознаю, что мы умрем здесь.

Но все равно иду дальше.

Левую ногу вперед… теперь правую…

Лицо горит от холода. Руки наливаются тяжестью. Ноги замерзают.

Минута за минутой…

Метель не утихает, а только ярится сильнее, и холод кусает злее и злее.

Аманда бормочет что-то неразборчивое.

Я не могу так больше.

Не могу идти.

Не могу нести ее на руках.

Скоро, совсем скоро, мне придется остановиться. Сесть и держать на коленях женщину, которую я едва знаю. И тогда мы вместе замерзнем насмерть в этом жутком мире, который даже и не наш вовсе.

Я думаю о своей семье.

Думаю о том, что уже никогда их не увижу. Пытаюсь воспринять это во всех значениях и смыслах и теряю последний контроль над страхом…