– Мне тоже страшно. Но над этой проблемой я сейчас работаю.

– Как?

– Прежде всего надо вычислить, сколько времени в коридоре дает нам препарат. Вычислить точно, до минуты.

– На сколько ты хочешь завести часы?

– Если, как ты говоришь, у нас есть примерно час, давай установим дедлайн – девяносто минут. Сюда войдет тридцать минут ожидания эффекта и шестьдесят минут под действием состава.

– Я вешу меньше тебя. Что, если у меня эффект будет сохраняться дольше?

– Не важно. Как только действие заканчивается у одного из нас, он декогерирует квантовое состояние и редуцирует коридор. И на всякий случай давай договоримся, что двери мы начинаем открывать на восемьдесят пятой минуте.

– С надеждой на что?

– На мир, который не сожрет нас заживо.

Аманда останавливается и смотрит на меня.

– Я знаю, что эту машину построил не ты, но должно же у тебя быть какое-то представление о том, как она работает!

– Послушай, до чего-то подобного мне все равно что до луны пешком…

– То есть «нет ни малейшего понятия»?

– О чем ты меня спрашиваешь?

– Мы заблудились?

– Мы собираем информацию. Работаем над проблемой.

– Но проблема заключается в том, что мы заблудились. Так ведь?

– Мы этим занимаемся.

– Господи!

– Что?

– Мне вовсе не улыбается провести остаток жизни, шатаясь по этому бесконечному коридору.

– Этого я не допущу.

– Как?

– Пока не знаю.

– Но ты над этим работаешь?

– Да. Я над этим работаю.

– И мы не заблудились.

Заблудились, да еще как. Вляпались по уши. Зависли в ничейном пространстве между двумя вселенными.

– Мы не заблудились, – вздыхаю я.

– Хорошо. – Аманда улыбается. – Тогда я и беситься пока не стану.

* * *

Некоторое время мы идем молча.

Металлические стены гладкие и однообразные, одна ничем не отличается от другой, а другая – от следующей.

– Как думаешь, к каким мирам у нас есть доступ? – спрашивает Лукас.

– Это я и пытаюсь вычислить. Предположим, мультивселенная началась с некоего события – Большого взрыва. Это исходный пункт, основание ствола огромного дерева. Самого огромного, какое ты только можешь представить. По мере того как разворачивается время и материя начинает организовываться в звезды и планеты, это дерево выпускает ветви, которые выпускают другие ветви, и так далее, и так далее, пока, по прошествии четырнадцати миллиардов лет, мое появление на свет не дает новую веточку. И с этого момента каждый мой выбор, сделанный или не сделанный, и действия других людей, которые так или иначе влияют на меня, – все они дают новые и новые ветви, рождая бесчисленное множество Джейсонов Дессенов, живущих в параллельных мирах, как очень похожих на тот, который я называю домом, так и совершенно на него непохожих. Всё, что может случиться, случится. Всё. Где-то в этом коридоре есть мир, в котором другие мы с тобой не смогли добраться до куба, когда ты пыталась помочь мне спастись. И сейчас нас пытают, или мы уже мертвы.

– Спасибо. Поднял настроение.

– Могло быть хуже. Не думаю, что у нас есть полный доступ к мультивселенной. То есть если в каком-то мире солнце выгорело в тот момент, когда на Земле появились прокариоты – первые жизненные формы, – то в такой мир, как мне думается, двери не откроются.

– Значит, мы можем попасть только в миры, которые…

– …которые, как я предполагаю, так или иначе примыкают к нашему. Миры, отделившиеся в недавнем прошлом и находящиеся по соседству с нашим. Те, в которых мы существуем или существовали в какой-то точке. Насколько далеко в прошлом произошло разделение, я не знаю, но полагаю, что здесь срабатывает некая форма обусловленного выбора. Это всего лишь моя рабочая гипотеза.

– Но мы все равно говорим о бесконечном множестве миров, так?

– Да, так.

Я беру Лукас за запястье и включаю подсветку.

Светящийся зеленый квадратик показывает…

84:50.

84:51.

– Действие препарата заканчивается минут через пять. Думаю, пора.

Я подхожу к следующей двери, отдаю Аманде фонарь и берусь за ручку.

Поворачиваю. Приоткрываю дверь на дюйм.

Вижу бетонный пол.

Знакомое стеклянное окно напротив.

Дерево за окном.

– Это ангар, – говорит Аманда.

– Что ты хочешь сделать?

Она проскальзывает мимо меня и выходит из куба.

Я иду за ней.

Сверху падает свет.

В центре управления никого.

В ангаре тихо.

Мы останавливаемся у угла куба. Выглядываем. Смотрим на сейфовые двери.

– Здесь небезопасно, – говорю я. Мой голос разносится по ангару, как шепот в соборе.

– А в кубе?

Двери вздрагивают с металлическим грохотом. Створки начинают расходиться.

Из коридора доносятся панические крики.

– Уходим, – требую я. – Сейчас же.

В щель между створками протискивается женщина.

– Боже мой! – вырывается у моей спутницы.

До сейфовых дверей не больше пятнадцати футов, и я знаю, что надо уйти, укрыться в кубе, но не могу сдвинуться с места.

Женщина уже в ангаре. Она поворачивается и подает руку мужчине позади нее.

Эта женщина – Аманда.

А лицо мужчины такое распухшее и избитое, что я не сразу узнаю в нем себя и замечаю только, что одежда на нем такая же, как на мне.

Они бегут по направлению к нам, и я непроизвольно начинаю отступать к двери куба.

Но в дверь уже врываются люди Лейтона.

Выстрел – и беглецы застывают на месте.

Моя Аманда делает шаг к ним, но я тяну ее назад.

– Мы должны помочь им, – шепчет она.

– Мы не можем.

Я снова выглядываю из-за угла – наши двойники медленно поворачиваются к охранникам.

Надо уходить.

Я знаю это. И голос у меня в голове кричит: «Уходи!»

Но глаза не могут оторваться от происходящего.

Первая мысль – мы вернулись назад во времени, но это, конечно, невозможно. Куб не путешествует во времени. Просто это мир, из которого мы с Амандой сбежали позже, несколько часов назад.

Или не сбежали.