с половиной года ты терпел моё присутствие. Поистине сумасшедший соблазн. Не представляю, как ты справлялся с возбуждением. Я тоже терпела. Увы и ах! Но, ни о чём не жалею. Мы с тобой всё успеем. И это тоже. Могу сказать по секрету — это случится сегодня. И не спорь, пожалуйста. Ты готов сделать меня счастливой?

— Только этим и занимаюсь с того самого дня, как встретил сумасшедшую, абсолютно безумную девчонку, которая утверждала, что знает про любовь и секс абсолютно всё, даже больше. А ещё, ещё она была удивительно похожа на тебя. Но ты гораздо красивее.

— Тогда, пошли. Всё готово.

— Сегодняшний вечер мы проведем вдвоём. Ты и я. Ты — мой воздух, моя Вселенная, моя жизнь.

Они вошли в просторный зал, совершенно пустой. Играл настоящий оркестр. Три музыканта и солистка, напевающая что-то мелодичное, без слов, одним голосом. На накрытом столе горели свечи.

Полинка провела любимого к столу, посадила в торце, где стоял большой торт и две бутылки шампанского, перевязанные лентой. Посередине стола сверкали позолотой соединённые кольца.

Что-то ёкнуло в груди у Женьки. Он, огляделся. Отчего стол на двоих так велик? Белое платье, шампанское с лентой, кольца. Туманные романтические намёки?

Полиночка попросила откупорить бутылку, налить в два бокала. Встала, пригубила из своего, впилась в Женькины губы продолжительным поцелуем.

Сзади раздались аплодисменты, крики “Горько!”

Женька скосил глаз, не отрываясь от сладкого. В тени полукругом стояли люди. Их было много. Он узнал маму, братьев, друзей с работы, Полинкиных родственников. Что они все здесь делают?

Зазвучал Марш Мендельсона. Кто-то подтащил к молодым стол. К столу подошла представительная дама с лентой поперёк груди, открыла красную папку и начала произносить речь, в конце которой громко спросила, — Евгений Борисович, вы согласны взять в жёны Полину Тимофеевну?

— Ну же, не молчи.

— Чего говорить-то?

— Что согласен.

— Молодожёны, вы что, договориться не успели?

— Извините, пожалуйста. Мы сейчас. Женечка, милый, это же наша с тобой свадьба.

— Тебе же только семнадцать лет.

— Ничего не спрашивай, миленький. Маленькая хитрость. На самом деле, сущие пустяки. Хотела сюрприз. Думала, обрадуешься.

— Ну да! Ты же у меня женщина самостоятельная. Нужно было сразу догадаться. И как тебе удалось?

У Женьки закружилась голова. Он поставил бокал на стол, присел, — свадьба значит, настоящая? Ну, тогда, конечно! Я согласен.

— Полина Тимофеевна, вы согласны выйти замуж за Евгения Борисовича Сапрыкина и взять отныне его фамилию?

— Конечно, согласна.

Строгая дама произнесла до конца официальный текст, предложила скрепить государственный акт подписью и поцелуем, после чего удалилась.

Свадьба набирала обороты. Было весело. Только Женька вёл себя немножко странно.

— Поль, а Поль, ну, я ничего не понял. Ты меня разыгрываешь?

— Нет, миленький мой. Отныне и навеки я твоя жена. Законная. Теперь ты имеешь полное право на самые откровенные интимные ласки. Нет, не так. Ты просто обязан любить меня по-взрослому. Сколько можно пить чай вприглядку? Возражения не принимаются. Давай, убежим скорее. Пусть без нас веселятся. Я такая мокрая, терпения не хватает.

Во власти страсти

Это просто пора, когда нечего ждать,

да никто и не ждёт, никому и не надо

снова верить во что-то, до сжатых пружин,

окрестясь, оголенной проводки касаться…

В холода как-то легче казаться чужим.

Как-то проще казаться.

Ольга Аникина

На дворе трещал хрустящий мороз. Пронзительный, сбивающий с ног ветер, разметающий, веером, зигзагами и воронками колючий сухой снег, наметал сугробы, похожие на дюны. Погода в Заполярье редко бывает устойчивой, ровной. Как правило, настроение стихии меняется по многу раз за день.

Что касается детей офицеров: стихия нас не особенно трогала. В клубе части всегда тепло и весело. Здесь ребятню ждали спортивные снаряды, полоса препятствий, ежедневный киносеанс, концерты художественной самодеятельности, настольные игры, читальный зал. Субботними и воскресными вечерами солдатский клуб похож на Дом пионеров.

Нас, офицерских детей, человек двадцать, можно сказать коллектив, хотя возраст у всех разный. Ссор и новичков здесь практически не бывает. Но сегодня появилась новая девочка, Леночка Тюрина — дочка нового начальника местного аэропорта.

Её отец гражданский, но на лётном поле взлетают и садятся, в том числе и военные самолёты, поэтому ему выделили служебную жилплощадь в гарнизоне.

И вот девочка здесь, с нами. Ей только-только исполнилось пятнадцать лет.

Прежде я никак не мог осмыслить понятие, часто встречающееся в книжках — луноликая. Не мог себе представить, как лицо может походить на Луну. И вот она передо мной. Круглолицая как сдобный оладышек. Лицо, светящееся серебряным светом, обрамлённое копной почти чёрных волос. Мерцающая улыбка, мягкий, как у котят, слегка плутоватый взгляд из-под густых ресниц, девственно-белая кожа.

Не сказать, что она красивая: обыкновенная девчонка, каких много, но изюминка в ней угадывалась с первого взгляда: обаятельная манерность, способность выгодно подать не особенно выразительную внешность как неоспоримое преимущество, чем она умело пользовалась.

Лена сразу "взяла быка за рога", начала рулить и верховодить. И не только малышней, но и нами, ребятами постарше. Мне шёл восемнадцатый год. Я был старше всех. Конечно, мои увлечения отличались от интересов прочих офицерских детей взрослостью. Я любил далеко и надолго, иногда на несколько дней, в одиночестве, с ружьём за плечами или рюкзаком и спиннингом, уходить на дальние ручьи и озёра, далеко в тундру. Иногда умудрялся убегать на сто и больше километров. Город, особенно зимой, виден издалека: заблудиться сложно.

Избежать рискованных романтических приключений в снегах и болотах довольно сложно. Множество эпизодов в скитаниях по девственным территориям таили в себе опасность, но охота пуще неволи — удержаться от походов не было сил. Мне необыкновенно везло.

В клуб, несмотря на не детский возраст, я ходил постоянно. Мне нравилась обстановка спортивного зала, возможность таскать штангу, качаться на турнике и брусьях. К тому же приходилось следить за младшим братом.

Меня обычно ждала ребятня, чтобы услышать очередную историю. Рассказы я запросто сочинял на ходу. Особенно малышей вдохновляли страшилки. Обычно мы усаживались в тёмной комнате, плотно закрывали дверь, где я жутким голосом вещал очередную новеллу с неожиданно страшным концом. Ребята пищали, когда повествование доходило до кульминации, но слушали. И просили еще. Развлекать их наскучивало лично мне, поэтому за один раз звучала чаще всего лишь одна история.

В тот день всё шло как