Меня потрясла история (или легенда) о том, как Станиславский вел свои записки в последние дни жизни: каждое утро он садился к столу и писал, хотя его хватало на три-четыре строчки. Дальше мысль уходила, рука слабела, почерк становился неразборчивым. На следующее утро он вставал и снова садился к столу. Может, в этом главный секрет человека – совершать невозможное, недостижимое.

Каждый из нас встает утром и начинает день. По-настоящему живут только те, кто – после сокрушительного поражения – все равно находит в себе силы идти вперед. Такова неуемность человеческой натуры. Невозможно достичь совершенства, но и не стремиться к совершенству невозможно!

Генеральная репетиция “Отцов и детей” в Рейкьявике прошла при переполненном зале. Зрители принимали прекрасно. Потом была премьера, на которую пришло много известных людей, присутствовал президент. Он всегда входит, когда зрители уже расселись. Все встают. Он проходит на свое место, зрители садятся. Так мы раньше в школе вставали, если учитель входил.

Мы встретились с президентом. Двадцать минут он после премьеры беседовал с нами и актерами за кулисами, высказывал впечатления от спектакля во всех подробностях.

В спектакле звучала “Метель” Свиридова. В день премьеры пришло известие, что композитор умер. Что сделали исландцы? На все зрительские места они положили странички с этим известием и текстом про Свиридова.

Исландцы – очень красивые, внешне сдержанные, а внутри – вулкан. У них даже песок черный. До 40-х годов остров принадлежал Дании. Жили люди бедно. Уличного освещения не было, часто они в темноте теряли дорогу. До сих пор ночами в окнах горят лампы, раньше по свету ориентировались, куда идти. Потом страна стала стремительно развиваться. Тротуары в центре сделали подогреваемыми изнутри. В Рейкьявике – море огней. Электричество дешевое, электростанции на гейзерах. Город удобный, красивый, нарядный, но без излишеств.

По выходным репетиций не было, Решетов давал нам микроавтобус, и мы на нем объездили всю страну. Растительности немного. Воздух на берегу океана чистоты невероятной. Мы (я, Лёля, Стасик и Таня, сестра моя) в Исландии встречали Новый год. Встретили в посольстве, потом поехали на берег океана, а там на песке горят огромные костры. Черный песок, океан, воздух, костры, легкая выпивка. И такой фейерверк, что все вокруг прямо пылает. Видели северное сияние – говорят, не надо на него смотреть, примета плохая, но мы не удержались. А гейзеры? Они набухают-набухают, потом раз – огромная струя начинает бить вверх, потом спадает, а через пять минут снова начинает набухать. Водопады там необыкновенные. И дороги: через всю страну проложены прекрасные трассы. Едешь тридцать минут от одного населенного пункта с двумя домами до другого, тоже с двумя домами, а внутрь этих домов войдешь – там все оборудование самое современное. И большие библиотеки у всех, и картины по стенам. В каждом доме пианино, оно открыто, ноты стоят. Поразительная духовная жизнь и удивительное благородство во всем.

Исландцы – маленький народ с очень сильным национальным самосознанием. Они понимают, что только своим трудом могут добиться благополучия. Открыты миру в области культуры, но не просто заимствуют чужое, а все пропускают через себя. Книг издают много, все переводят на исландский язык, который берегут от чужеземных заимствований. Даже для “компьютера” и “телефона” придумали собственные слова.

Решетов возил нас к хозяину рыбного промысла на озеро, так он еще стихи пишет и их издает. Страна держит одно из первых в мире мест по числу издаваемых книг на душу населения (а душ всего триста тысяч). Причем издается только серьезная литература. Русская классика там хорошо известна. В первую очередь Достоевский, Чехов, Толстой. На исландской сцене шли и Чехов, и инсценировки Достоевского, а вот Тургенева еще не было – наше обращение к нему стало первым.

Дисциплина человеческих отношений в Исландии исключает конфликты. По политическим проблемам могут вестись дебаты, даже очень горячие дискуссии, но будет абсолютно признана та власть, чья партия победила, тот президент, которого избрали. Недаром парламент – альтинг – самый древний в мире. Он собирался с 930 года под открытым небом, около озера Тингвадлаватн, там, где расходятся материковые плиты.

Я ни разу – в первую очередь в театре – не встретил человека, занятого не своим делом или не знающего дела, которым он занимается.

Первый раз мы пробыли там три месяца, и это были три месяца счастья, потому что мы встретились с уникальными мастерами. Театр оборудован по последнему слову техники – такой аппаратуры я нигде еще не видел. Но самое главное, что есть люди, которые умеют этой аппаратурой пользоваться. Они не просто технически грамотные, они творчески к работе подходят.

Все, что мы задумали, там было воплощено. Не только все задуманное нами осуществлялось мгновенно, но еще и с какой-нибудь переменой к лучшему. Если что-то на месте нельзя было сделать, то через три дня нужная деталь приходила из Германии. Техника там такая, какая нам здесь тогда и не снилась. Попросили мы, например, что-то сделать художника по свету, на следующий день он предложил шестьдесят вариантов световых решений. Ощущение такое, будто не ты один хочешь поставить спектакль как можно лучше, а все вокруг тебя на это подвигают.

Профессионализм высшего класса. Только нельзя никого торопить. Наше вечное “давай! давай!” их сбивает с толку. Они этого не понимают. Слова “вялость” там не существует. Их покой мощный, деятельный, они все – рабочие люди.

Я очень благодарен исландскому театру за то, что получил возможность поработать с “Отцами и детьми” вне стереотипного представления об этой книге. Для исландцев встреча с Тургеневым – знакомство с Россией, и одновременно люди вглядываются в самих себя через прошлое другой страны, находят там ответы на свои личные вопросы.

Спектакль стал очень важным для меня, потому что я со своим опытом оказался нужен, и нужен совершенно конкретным образом. В Исландии вообще принято уважать чужой труд и отдавать другому человеку свой, там это взято за основу взаимоотношений. Я не говорю, что в России этого нет – я очень люблю наш театр и думаю, что с тем потенциалом, который есть в наших людях, можно горы сворачивать. Но там как никогда я почувствовал театр как единое целое.

Исландские артисты, даже те, которые не были заняты в спектакле по Тургеневу, просили меня вернуться и еще что-то поставить. Один актер, очень хороший, архитектор по образованию (Павла Кирсанова играл) всем молодым советовал за мной подробно записывать. “Это для нас революция” – так они говорили.

А когда я сказал, что главное для режиссера – работа с артистом, один из них заплакал. Отвыкли от таких режиссеров. Еще интересовались, как я отношусь к постмодернизму, и страшно обрадовались, когда я ответил, что мне это не близко. Видимо, им постмодернизм тоже надоел.

Вспомнил, как наш автор Евгений Клюев, замечательный писатель, профессор университета, живущий и работающий в Дании, в РАМТе читал лекцию о постмодернизме и сравнивал: представьте дерево, корни, ветви, крона, а рядом – всякие былинки, травинки. Вот они и есть постмодернизм. Я жизнерадостно сказал: “Это нам не подходит”. Он вместе со всеми нами весело смеялся.