Дилемма показалась мне очень трудной.

— Не знаю.

Второй раз он спрашивать не стал, а просто как можнобережней перекинул меня через плечо. От положения вниз головой мир сновазавертелся, и я подумала, не стошнит ли меня сейчас Джейсону на спину. Ондержал равновесие, вылезая из джинсов.

Я смотрела на его голую спину, на сползающие с ягодицджинсы. Тошнота прошла, и я хихикнула — чего со мной никогда не бывает.

— Классная задница.

Он поперхнулся — или засмеялся.

— Не знал, что ты замечаешь.

— Трусы, — сказала я.

— Что?

— На тебе были трусы, я их заметила.

Меня дико подмывало погладить его по ягодицам — простопотому, что они были здесь, а я могла погладить. Будто я была пьяная илиобкурилась.

— Да, были трусы. Так что?

— Можешь надеть их обратно?

— Тебе ведь все равно, есть ли они на мне или нет?

На этот раз интонация была почти поддразнивающей.

— Не-а. — Я мотнула головой, и мир сновазавертелся. — Господи, сейчас меня вывернет.

— Перестань шевелиться, и все пройдет. Тебя бы вообщене тошнило, если бы ты не напрягалась выбраться из их середины. Слишком большоефизическое усилие сразу после этого может вывернуть, как пьяную собаку. Тыпогрузись в ощущение, отдайся ему, а само ощущение чудесное.

Я как-то глупо себя чувствовала, обращаясь к его заднице, нодалеко не так глупо, как должна была бы.

— Какое это ощущение чудесное? — спросила я.

— Угадай.

Я опять нахмурилась.

— Не хочу гадать. — Господи, что со мнойтворится? — Расскажи.

— Давай пойдем в ванну, горячая вода прочистит тебемозги. — Он перебросил меня снова на руки и шагнул в ванну.

— Ты голый, — сказала я.

— Ты тоже.

В этом была логика, с которой трудно спорить, хотя я как-точувствовала, что спорить надо.

— Ты не собираешься что-то на себя надеть?

— Трусы шелковые, и я не хочу губить их, залезая в ванну,только потому, что ты считаешь это нужным. К тому же тебе все равно, голый яили нет. Забыла?

За одним глазом возник намек на головную боль.

— Да, — ответила я. — Но ведь не должно быть?То есть...

Джейсон опустился в воду вместе со мной. Это было чудесно —тепло, ласково, радостно на коже. Он бережно посадил меня перед собой, и яоперлась на него спиной, как на спинку кресла.

Такая теплая вода, такая теплая, а я так устала. Так хорошочуть-чуть поспать.

Рука Джейсона вздернула меня вверх за талию.

— Анита, нельзя спать в ванне — утонешь.

— А ты мне утонуть не дашь, — ответила я соннымтеплым голосом.

— Да, не дам.

Я нахмурилась, наполовину плавая в воде.

— Джейсон, что со мной?

— Тебя по-настоящему и как следует загипнотизировалвампир, Анита.

— Жан-Клод не может. Его метки меня защищают. —Казалось, мой голос доходит откуда-то очень издалека.

— Я не сказал, что это был Жан-Клод.

— Ашер, — прошептала я.

— Я с ним делился кровью когда-то, и это потрясающе.Жан-Клод говорит, что это он еще сдерживается, потому что я не его pomme desang, а прокатный.

— Прокатный, — повторила я.

— И я думаю, что сегодня Ашер с тобой не сдерживался.

— Ardeur... мы его кормили... ardeur. — Словавыходили из меня с усилием.

— Ardeur мог сделать его неосторожным, —подтвердил Джейсон. Его руки держали меня крепко, не давая свалиться в воду.

— Неосторожным? — спросила я.

— Анита, спокойно отключайся. Когда очнешься, тогдапоговорим.

— О чем? — спросила я почти сквозь сон.

— Найдем, — ответил он, и голос его ушел вподсвеченный канделябрами мрак. Не помню, чтобы Джейсон зажег свечи, которые уЖан-Клода обычно вокруг ванны наготове.

Я хотела спросить: «Что найдем?», но не смогла произнести.Меня понесло в теплую мягкую темноту, где не было ни страха, ни страдания. Тактепло, так надежно, так любимо.

Меня разбудили звонки телефона. Я завернулась в простыни,стараясь не слышать. Видит Бог, я слишком устала.

Кровать заерзала — кто-то другой потянулся к трубке. Итолько когда голос Джейсона произнес «алло», тихо, будто боялся меня разбудить,я проснулась. Откуда у меня в спальне Джейсон?

Ответ на этот вопрос я получила, как только открыла глаза. Яне была у себя в спальне — на самом деле черт его знает, где это я была.Кровать была двуспальная, но на ней только подушки — ни спинок, ни столбов,нормальная современная кровать. Свет шел только от небольшой двери прямонапротив изножья кровати. Там виднелось что-то вроде ванны или душа. Я увиделакаменные стены и поняла, что я в «Цирке проклятых». В каком-то из егопомещений.

— Она нездорова, — ответил кому-то Джейсон. Ипосле секундной паузы: — Она спит. Я бы не стал ее будить.

Я попыталась вспомнить, почему я здесь оказалась, но ничегоне припомнилось — голова была пуста. Я стала переворачиваться, чтобы спросить,кто звонит, и тут сообразила, что я голая. Натянув простыню до груди, яповернулась к Джейсону.

Он лежал на боку, спиной ко мне, простыня с него слезла доначала ягодиц. Какого хрена делаю я в голом виде в постели с Джейсоном? ГдеЖан-Клод? Ладно, наверное, у себя в гробу или в постели. Никогда я не спала сним в одной постели, когда он каменный и холодный. А почему я не поехала домой?

— Вряд ли она сегодня поправится настолько, чтобывыйти.

Я попыталась сесть и обнаружила, что мир не слишкомустойчив. Или попытка сесть — не слишком удачное решение. Снова оказавшись наспине, подтянув простыню до груди, я дважды попыталась сказать:

— Я не сплю.

Сухость во рту была неимоверная.

Джейсон повернулся ко мне. Простыня намоталась на него иоставила голой зад. Он закрыл трубку рукой:

— Как ты себя чувствуешь?

— Как я сюда попала? Почему я здесь?

Голос был настолько хриплый, что даже не похож на мой.

— Ты что-нибудь помнишь?

Я наморщила брови, и это было больно — на шее. Подняв руку,я нащупала большую повязку справа. Под ней, конечно, укус вампира, это я знала.И вместе со знанием вернулась память.