«А воспитанная дочь с трудом выдерживает ухаживания креатуры», — про себя воткнул майор. Знать он это знал, но решил-таки проверить, насколько близорук и приемный отец.

— Как думаешь, Янина отвечает Владу взаимностью?

— А черт ее поймет. Янка может и мурыжить парня, не подпускать, типа поигрывать. Я к ней с вопросами больше не лезу. Сама большая.

— Ну хорошо. — Гущину очень хотелось побольше расспросить о Михаиле. Узнать, почему парень до сих пор не женился. Но останавливала мысль: проявлять интерес придется к родному сыну свидетеля. И Стас решил пока не сосредотачивать на нем внимание. — Скажи, а кто-то еще из местных ухаживал за Яной?

Дмитрий поднял глаза вверх, раздул щеки.

— Кто? — спросил себя и ответил: — Лешка Смирнов, помню, из-за Янки с Витькой Корноуховым подрался…

— Смирнов — это ваш участковый?

— Ну. Но он теперь женатый. А вот Витька, сын Тимохи, до сих пор по девкам бегает…

Дочь Евгении Сергеевны оказалась местной примой. Перечисляя ее воздыхателей, Львов упомянул половину дееспособных мужиков Игнатово, Заборья и Афанасово.

— Хорошо, что Мишка у нас крепкий, — улыбаясь, говорил отец, — ходил с сестрой на дискотеки и отбивал от ухажеров. Янина мягкая, не могла как следует послать…

— А кто из ухажеров Яны бывал у вас дома и мог познакомиться с системой видеонаблюдения?

— При нас — никто, — отрезал Львов. — Но, правда, на зиму мы оставляем ключи от дома Глебу и Анфисе, ведь приезжаем сюда не только летом, и ребята дом подтапливают. И вот они признались, что пару раз Мишка ключи брал и здесь того… с девушками кувыркался…

— У Миши были девушки? — Стас уже так сосредоточился на сыне Львова, что не смог скрыть удивления.

— А что ты думаешь? — в свою очередь поразился Дима. — Мой сын никому не нужен, что ли? Девчонок у Мишки — пруд пруди!

Это сейчас он дом в рыбхозе обустраивает, а раньше где встречаться? Только здесь, в доме у родного папы. И я был не против, это Анфиса все переживала: хозяев нет, вдруг Мишка что-то сломает или набедокурит. Я Мишке ключи сам потом оставил, да он отказался. Гордый. Весь в меня.

— Я обратил внимание, — бросил ожидаемый комплимент майор. — Но вот скажи, Дима… прости, конечно, за вопрос… Миша не обвинял тебя в разводе с Анфисой? Как у вас тогда складывались отношения?

Львов, помрачнев, признался:

— Плохо.

Когда-то сын и впрямь считал отца предателем. Глеб и Анфиса в те времена жили довольно туго, денег не хватало. Машина плохонькая, постоянно ломалась, никто не мог возить Михаила каждый день в школу, и ему приходилось оставаться в интернате на пятидневку. Но брать деньги у Львова гордецы Капитоновы отказались, хотя тот тогда уже раскрутился (благодаря второй жене) и предлагал им помощь помимо алиментов. Дмитрий даже просил Анфису позволить Мише переехать к ним в Чистопрудный переулок, где отличная школа в двух шагах. Но Анфиса запротестовала: «Не отнимай у меня ребенка!»

Короче, через пару лет Глеб встал на ноги (не без помощи старинного приятеля), и Михаил проникся уважением к приемному отцу.

Какое-то время Львову даже казалось: сын отдалится от него совсем, полностью переключится на отчима. Но парень вырос и постепенно все устаканилось, пришло к нынешнему состоянию вещей.

— Знаешь, — рассказывал майору Львов, — позапрошлой осенью мы с Мишкой из Москвы ехали, и я нарвался на автомобильную подставу. Задел представительский БМВ, из него выскочили два бритоголовых и один цивильный дяденька, начали стращать… Так я даже не успел гайцам позвонить, как Мишка выпрыгнул. «Только троньте, уроды! — говорит. — Я за батю всех вас прямо здесь положу!» Камень с обочины схватил — и на амбалов.

— И те ретировались?

— А ты бы Мишку видел, — горделиво хмыкнул Львов. — Потолковали, конечно, сразу не уехали. Но я о другом, Стас. Я о том, что Мишка готов был за меня один против троих выступить. Когда мы уже в машину сели, сказал: «Запомни, батя, пока я жив, никто тебя не тронет. Я за всех вас жизнь положу!» Вот, посмотри, — Дмитрий протянул вперед руки, — у меня мурашки до сих пор бегают, когда я это вспоминаю. Мишка за меня — в огонь и в воду!

Гущин поглядел на вздыбленные волоски на руках рассказчика. И подозрения в адрес Михаила слегка подредактировал. Убийца оставил Дмитрия в своеобразной позе со спущенными штанами. Способен ли родной сын раздеть отца да еще смачно пнуть его по заднице?

Притянуть за уши мотив возможно. Но подобный поступок попахивает изощренным издевательством: Львова явно хотели унизить. Способен ли Михаил так поступить с отцом, за которого полез в драку, один против троих?

Н-да, штаны и пинок несколько выбиваются из предполагаемой конструкции. Картина отдает дикой ненавистью к Львову. А Дмитрий, судя по рассказу, всегда за сына заступался: ключи от дома предлагал, приглашал жить к себе в столицу… Здесь Миша скорее мог сердиться на Анфису. Как ни обидно прозвучит, его мать значительно проигрывала второй жене отца: Львов перерос Анфису, та не захотела за ним тянуться, и муж нашел соответствующую возросшим запросам женщину. Михаил уже довольно взрослый, чтобы это понимать: Евгения статусная жена. Такой мачехой гордиться нужно.

— Ну ладно, — сказал майор. — Теперь давай-ка, Дима, вспомни прошлую пятницу. Ссадины на твоих костяшках были? Может быть, ты ударил убийцу и это его кровь?

— Нет. Меня ударили сзади, я никого не видел.

— А на одежде остались следы крови?

— Не знаю, — поморщился свидетель, — темно было. Я когда домой пришел, рубашку и джинсы в стиральную машину засунул… они ж все грязные были, я у самой воды на мокром песке лежал.

— Жаль, — огорчился сыщик. Одежду Евгения наверняка постирала. — А ремень на джинсах был?

— Да.

— Тогда вспомни. Ты ж, наверное, вначале оделся, привел себя в порядок, а уже после стал отмывать руку от крови? Так?

— Так, — кивнул свидетель. — Точно. Я вначале штаны на себя натянул…

— И брючный ремень застегнул, — воодушевляясь, продолжил Гущин. — То есть на ремне должны остаться следы крови. И его, Дима, нужно срочно передать экспертам. Ремень, надеюсь, ты не мыл со скипидаром?

— Нет.

Сыщик пытливо поглядел на Дмитрия, и тот немного засмущался, взгляд отвел. Вероятно, когда в воскресенье утром к Львовым пришел Мартынов и начал задавать вопросы, Дима чуть не чокнулся от ужаса. Перепугался, что его могут обвинить в смерти горничной, и натворил глупостей.

«Да, — думал сыщик, — Львова вполне могли заподозрить в убийстве Ларисы. Даша Селезнева рассказывала бы, что подруга-фантазерка считала, будто хозяин как-то по-особенному на нее поглядывает… И влип бы Дима не по-детски!» Если б сейчас он не был выпившим, то Гущин предложил бы ему взять ремень, постиранную одежду и ехать к Мартынову — давать правдивые показания, а после возвращаться.